Сама Харрис видит себя борцом против жестокого обращения с детьми. Критики утверждают, что она выбрала неправильную цель: по их мнению, ей следовало улучшать жизнь зависимых или помогать им справиться с зависимостью, а не принуждать их не иметь детей.

Похоже, что «Служба защиты младенцев» пытается найти баланс между этими двумя подходами. Выплачивая деньги женщинам за то, чтобы они оставались трезвыми и не торопились с беременностью, она поощряет трезвость в краткосрочной перспективе, чтобы подготовить женщин к рождению и воспитанию детей в будущем. Конечно, предоставление женщинам, склонным к зависимости, тысячи долларов, может оказаться неэффективным. Невозможно не думать о том, сколько участниц программы действительно будут воздерживаться от психоактивных веществ к концу года.

У Клэя тяжелая форма алкоголизма. Он потерял работу адвоката, и его семья отказывается разговаривать с ним, пока он не начнет лечение. Мужчина живет на улице и просит милостыню, которую затем тратит на покупку спиртного. За последние три месяца скорая помощь сорок два раза привозила его в отделение неотложной помощи, поскольку он лежал без сознания на тротуаре в состоянии алкогольного опьянения. В больнице он спал, а утром говорил врачам, что собирается уйти и продолжить пить.

Несколько раз у него случались припадки, и он проводил в больнице неделю. Дорогостоящее лечение оплачивала государственная программа страхования для малоимущих. Клэй отказывается стать участником программы реабилитации алкоголиков или хотя бы пойти на собрание анонимных алкоголиков. Он говорит: «Я не хочу бросать. Мне нравится пить».

Доктора Марту Ливингстон, одного из врачей больницы, злит, что тысячи долларов налогоплательщиков уходят на оплату медицинской помощи Клэю. Она хочет, чтобы муниципалитет принял закон, обязывающий хронических алкоголиков (тех, кого доставляли в больницу в пьяном виде более десяти раз за тридцать дней) проходить трехмесячную программу реабилитации.

Следует ли муниципалитету принять такой закон?

Размышление: суд по делам зависимых

Лица, злоупотребляющие алкоголем и наркотиками, составляют значительную часть пациентов в отделениях неотложной помощи США[41]. На них приходится практически половина посетителей травмпунктов. Согласно Министерству здравоохранения и социальных служб США, больницы ежегодно посещает более двух миллионов лиц в алкогольном или наркотическом опьянении[42]. Многие из них – хронические алкоголики и наркоманы, которые регулярно попадают в больницы, находясь в состоянии интоксикации. Их счета за медицинские услуги либо оплачивают налогоплательщики через «Медикейд», либо списываются больницей на благотворительную помощь. Законы штатов часто позволяют страховым компаниям не покрывать стоимость медицинских услуг, оказанных лицам в состоянии интоксикации.

С 1989 года, когда в разгаре «эпидемии» крэк-кокаина округ Майами-Дейд открыл первый в стране суд по делам зависимых, судьи начали все больше полагаться на различные реабилитационные программы, чтобы заставить зависимых пройти лечение. Сегодня существует более трех тысяч подобных судов. Сторонники такой политики отмечают, что три четверти арестованных, прошедших обязательную программу реабилитации, проводят без арестов два года, тем самым экономя налогоплательщикам в среднем $6744 на человека. Критики, напротив, утверждают, что такие программы наделили судей властью принимать за пациентов медицинские решения, которые нередко являются неправильными. В качестве примера можно привести запрет на употребление метадона лицами, выздоравливающими от героиновой зависимости. Какими бы ни были их преимущества и недостатки, суды по делам зависимых рассматривают только уголовные дела, например о вождении в нетрезвом виде или распространении наркотиков. Хронические алкоголики вроде Клэя обычно не попадают под их юрисдикцию.

Недавно в нескольких штатах были приняты законы, позволяющие родственникам хронических алкоголиков и наркоманов обращаться в суд с ходатайством о принудительном лечении их близкого человека.

Закон Кейси, принятый в Кентукки в 2004 году, назван в честь 24-летнего Кейси Ветингтона, умершего от передозировки наркотиками. Этот закон дает судьям право по просьбе семьи направлять на реабилитацию всех, кто «страдает от алкогольной или наркотической зависимости и представляет опасность или угрозу для себя, своей семьи или других людей при отсутствии лечения». Тот, кто подает ходатайство, обязан оплатить стоимость лечения. Такой же закон был принят в Огайо. В Индиане Закон Дженнифер 2015 года допускает принудительное лечение зависимых в случае «явной опасности» или «тяжелой недееспособности», но семья или врачи обязаны сами найти реабилитационное учреждение и средства на лечение. Некоторые другие штаты допускают более ограниченное вмешательство, но большинство оставляет семей зависимых без помощи. Больницы, как правило, ничего не могут сделать при отсутствии интереса со стороны родственников или друзей, хотя у многих хронических алкоголиков и наркоманов нет близких людей, которые бы их защищали. В 2013 году на Северной территории Австралии была введена программа, похожая на ту, что предлагает доктор Ливингстон в случае Клэя. Принудительная реабилитация обязательна для всех, кого арестовывали в состоянии алкогольного опьянения трижды за два месяца.

Противники обязательной реабилитации беспокоятся о криминализации заболевания. Некоторые также оправдывают свою позицию, ссылаясь на индивидуальную автономию: если Клэй не хочет бросать пить, какое право имеет общество заставлять его быть трезвым? Слова об автономии кажутся менее убедительными, когда налогоплательщики вынуждены оплачивать поведение зависимого. Возможен другой, более радикальный подход: Клэю можно позволить продолжить пить, но после многочисленных предупреждений лишить доступа к медицинской помощи в состоянии алкогольного опьянения. (В России такое не практикуется, – прим. науч. ред.)

Ранее неизвестный вирус появляется летом в одном из крупных городов США. У большинства пациентов симптомы напоминают тяжелый грипп: лихорадка, головная боль и тошнота. Однако у небольшого числа пациентов, особенно маленьких детей, развивается сильное внутреннее кровотечение. К августу число заболевших достигает девяноста трех, и шесть человек умирают. Врачи не понимают, почему одни люди оказываются в очень тяжелом состоянии, а другие нет.