Золотые украшения из Карфагена.VII—VI вв. до н.э.

Они стали бросать в огонь жемчуга, золотые сосуды, чаши, факелы, все свои богатства. Дары становились все более щедрыми и многочисленными. Наконец некий шатающийся человек с бледным, безобразно искаженным от ужаса лицом толкнул вперед ребенка. В руках колосса очутилась маленькая черная ноша – и она тут же исчезла в темном отверстии. Жрецы наклонились над краем большой плиты, и вновь раздалось пение, славящее радость смерти и воскресение в вечности. Жертвы поднимались медленно. А так как дым восходил высокими клубами, то казалось, будто они исчезали в облаке. Ни одна не шевелилась; ибо все были связаны по рукам и по ногам. Под темными покрывалами они ничего не видели, и их нельзя было узнать… Медные руки жуткого идола двигались все быстрее. Каждый раз, когда на них клали ребенка, жрецы Молоха простирали к жертве руки, чтобы взвалить на нее преступления народа, и громко кричали: «Это не люди, а быки!» Толпа кругом ревела: «Быки! Быки!» Благочестивый люд кричал: «Ешь, властитель!» Вот так и мы преступления нашего поколения взваливаем на младенцев!

Учитывая вышесказанное, а главное то, что большими творческими деяниями пунийцы себя не прославили, видимо, в какой-то мере можно и согласиться с выводом авторов «Истории человечества», что писали сто лет назад: «Несмотря на большие богатства и значительные средства, Карфаген не завоевал себе особенных заслуг перед лицом культуры». Виной тому суровое олигархическо-аристократическое правление, культы, требовавшие жертвоприношений людей, а также торгово-посреднический характер этой цивилизации. И тем не менее заслуг пунийцев в культуре отрицать не стоит. Позитивное влияние на местные племена они, безусловно, оказали, что выразилось в строительстве городов, создании портов, в развитии промышленности и кораблестроения, в росте культуры.

И все ж Карфаген должен был уступить Риму. Причину этого отметил Цицерон в труде «О государстве». Там есть слова, многое объясняющие читателю: если бы предки римлян «не ставили блага государства превыше всего», Риму не удалось бы спастись от нашествия галлов, а также избавиться от ужаса, который внушал им Карфаген. Стоило бы обратить внимание нынешних военных структур России на следующую фразу Цицерона, где сказано о том, что дабы «раздавить гадину», Сципион Африканский перенес войну на вражеские земли, в их города, отведя угрозу «от ворот нашего города». Сей метод неплохо бы перенять и нам. А то уж больно много расплодилось независимых бандитов, решивших, что о нас можно вытирать ноги. Так сделал Ганнибал, перенеся театр военных действий в Испанию и Италию, то есть на земли, близлежащие к Риму. Такой же тактики придерживались все великие полководцы, желавшие остановить врага. Правда, и такая тактика – не панацея. Известно немало случаев, когда те, кто начинал с вторжения на чужую территорию, в итоге терпел сокрушительные поражения.

Портрет Сципиона на монете из Канузия

После побед Рима развалины Карфагена стали той первой ступенью, с которой началось возведение мирового владычества империи. Два наиболее известных, грозных противника – Карфаген и Македонская держава – вынуждены были уступить место Риму. Война 200 г. до н. э. против Филиппа знаменовала собой первый «акт зарождения римского империализма». Со смертью Ганнибала, что умер в один год со Сципионом (183), после сокрушения Карфагена, примерно к 120 г. до н. э., происходит завершение триумфа Рима. Исходной точкой постоянного отныне процесса завоевания Римом всего западного мира, писал Лансель, сопровождавшегося установлением его политического господства, в результате чего Рим по отношению к Западу стал тем же, чем была Греция по отношению к эллинистическому Востоку, послужили именно события, последовавшие за окончанием 2-й Пунической войны. В эти годы свершился и поворот в римском национальном сознании. С расширением государства римляне стали воспринимать себя как империю, как культурную доминанту, что равна или даже превосходила Грецию и Карфаген. Пожалуй, первыми это почувствуют на себе женщины, самый тонкий барометр настроений. Во всяком случае, уже в 195 г. до н. э. при консульстве Л. Флакка и Катона отменили закон трибуна Оппия, что 20 годами ранее требовал от римских женщин ограничить тягу к роскоши (им запрещалось носить золотые украшени, пышные наряды и разъезжать в конных экипажах). В начале II в. до н. э. в Рим сплошным потоком потекли потоки богатств из Испании, Греции, Малой Азии, а затем из Карфагена. Рим становился мировой империей. Так что если культура античной и средневековой Западной Европы в конечном счете оказалась латинской, а не карфагенской, то произошло это потому, что римляне одолели своего грозного противника и уничтожили его.

Во многом благодаря Сципиону Рим пришел к периоду длительного прочного господства (на протяжении последующих пятисот лет). Поэтому часто говорят о великом триумфе Сципиона Африканского, чья роль в истории превосходит роль и значение Александра Македонского. Сравнивая эти две фигуры, историк отмечал: «Достижения Александра, быть может, превышали сципионовские по масштабу – на самом деле не так уж сильно, ибо если Александр установил империю от Дуная до Инда, которая развалилась после его смерти, то Сципион построил для Рима империю, которая простиралась от Атлантики до Черного моря и гор Тавра, – империю, которая выстояла и выросла. И там, где Александр строил на фундаменте, заложенном Филиппом, Сципион вышел на сцену в момент, когда самый фундамент римской власти в Италии был потрясен чужеземным врагом». Фигура Сципиона на многих производила впечатление, подобное явлению величественного, бессмертного божества. Говорят, что одной из причин было то, что с тех пор как он облекся в тогу, стал политиком, не было дня, чтобы он не ходил на Капитолий (когда был в Риме) и не сидел там долгое время в одиночестве и безмолвии, словно беседуя с богами. Что же до клеветы, сопутствующей великим, вспомним одну историю. Завистники Сципиона, среди которых главной фигурой был «ревнитель старины» Катон, как-то устроили над ним судилище, требуя отчета о деньгах, что якобы получил брат Сципиона от царя Антиоха. В тот день сам Сципион явился на суд и заявил народу Рима: «Я вспоминаю, квириты, что сегодня тот день, в который я победил пунийца Ганнибала, смертельного врага нашего государства… Я одержал вам эту победу и заключил мир, на который не было никакой надежды. Так не будем же неблагодарны к богам. Я думаю, оставим этого бездельника (и клеветника. – В. М.) и пойдем прямо на Капитолий и воздадим благодарность Юпитеру Всеблагому и Величайшему». Сказав так, он повернулся и спокойно ушел. И вся толпа, все собрание в восторге пошло за ним. А нам подумалось: придет час, и потомки ведь спросят вас: «Те, кого вы клеймите, победили в великой войне, а вы, что сделали вы? Жили подачками с богатых столов вчерашних побежденных?»

Ж.-О.-Д. Энгр. Сон Оссиана

Многие видели в нем бога… По этой причине поэт Энний, его друг, поместил Публия Африканского «не только в храм, но на небо», поместил смертного на небо вместе с Энеем, Ромулом, Геркулесом, сказав, что Геркулес почитается в числе богов, как Сципион, Публий Африкан-ский. Другой римлянин, Цицерон, закончил свою книгу «Государство» видением Сципиона, который предстает в «Сне Сципиона» (по аналогии со сном Энния). Сципион говорит: «Итак, если ты захочешь смотреть ввысь и обозревать эти обители и вечное жилище, то не прислушивайся к толкам черни и не связывай осуществления своих надежд с наградами, получаемыми от людей; сама доблесть, достоинствами своими, должна тебя увлекать на путь истинной славы; что говорят о тебе другие, о том пусть думают они сами; говорить они во всяком случае будут. Однако все их толки ограничены тесными пределами тех стран, которые ты видишь, и никогда не бывают долговечными, к кому бы они ни относились; они оказываются похороненными со смертью людей, а от забвения потомками гаснут». И далее тот же Сципион говорит слушателю, который готов трудиться во имя славы его родины: «Да, дерзай и запомни: не ты смертен, а твое тело. Ибо ты не то, что передает твой образ; нет, разум каждого – это и есть человек, а не тот внешний вид его, на который возможно указать пальцем. Знай же, ты – бог, коль скоро бог – тот, кто живет, кто чувствует, кто помнит, кто предвидит, кто повелевает, управляет и движет телом, которое ему дано, так же, как этим вот миром движет высшее божество». Бренным же нашим телом движет жизненный дух.