Чтобы ее не обидеть, Пьянков сказал:

– Да я вижу, квартира замечательная.

Старуха заулыбалась. Пьянков отдал ей конфеты и шампанское.

– С дедушкой выпьете, – сказал он, отдавая подарки. Он увидел, как у старухи затряслись руки.

– Дедушке нельзя, у него гипертония, а от сладкого зубы болят. Мы лучше с Антониной Павловной выпьем.

Словоохотливая бабуся стала надоедать, Пьянков вздохнул: «А хоть с чертом лысым пейте». Он уже не знал, как ее выпроводить. А оставшись один, не раздеваясь, завалился в постель и проспал до следующего утра остаток дня и ночь.

Купив подержанный «жигуленок» темно-вишневого цвета седьмой модели, он целыми днями мотался по городу, занимаясь частным извозом. Дело оказалось прибыльным, и появилась возможность присмотреться к пассажиркам.

Однажды он подумал: а почему бы не повидать дочь? И поехал к дому, но в квартиру не пошел. «Неизвестно, как она к моему приходу отнесется. Расскажет матери, а та сдуру в милицию сообщит. Нет меня, умер я для них. Утонул в Енисее. Погляжу со стороны и уеду. Какая она стала? Может, и не узнаю. Ведь уже, поди, совсем взрослая». Он сидел в машине и наблюдал за подъездом. Но дочь так и не увидел. Зато увидел бывшую жену Надежду. Узнал ее сразу и разозлился. Она похорошела. Шла под ручку с представительным мужчиной, мило улыбалась ему.

Пьянков позавидовал, он не помнил, чтобы она так улыбалась ему.

Проходя мимо темно-вишневой машины, она посмотрела на водителя, но так и не признала в нем своего бывшего мужа. Его лицо показалось ей мерзким и отвратительным.

«Сука рваная! – Он чуть не задохнулся от злости. – Сукой была и ею же осталась. Подожди. Я сведу с тобой счеты, порадуешься у меня. – В груди сделалось тяжело. Он включил мотор. – Задавлю обоих! – решил он сгоряча. Но тут же одумался, на улице полно людей, сообщат номер машины в милицию. – Не хватало мне из-за нее засветиться. Будет еще время подловить ее».

Как бешеный, пронесся Пьянков мимо них, едва не задев правым крылом Надежду, и, вылетев на проспект, стремительно скрылся из виду, затерявшись среди других машин.

Когда ревность прошла, он подумал спокойно: «В сущности, живя вместе, мы все равно были чужими друг другу. Не было любви. Жаль, что не понимали, чем все может обернуться. Только создавали видимость любви, на самом же деле это была привязанность и не больше».

Обделенный женской нежностью и лаской, он испытывал к ним ненависть. Поздними вечерами и по ночам он, как хищный зверь добычу, выслеживал на улицах припозднившихся красавиц. Сажая в машину, отвозил за город, где никто ему не мешал, и там убивал, наслаждаясь их предсмертными муками.

Он не боялся, что когда-нибудь попадется. Старался не думать об этом. Он верил в свою безнаказанность и сейчас решил поиздеваться над Сониным перед тем, как его убить.

В тот раз с ментовкой он не сумел кончить и огорчился. Она не сопротивлялась и умерла тихо. Не получилось долгожданного блаженства. Он плакал от досады и проклинал ментовку, сравнивая ее с бездушной, хоть и красивой куклой.

Но с последней девушкой все было замечательно. Она сопротивлялась, как попавшая в капкан тигрица. Кусала его за руки и, изловчившись, умудрилась поцарапать щеку. Но ее отчаянное сопротивление только вводило его в экстаз, и он кончил раньше, чем ожидал.

– Не убивай. Я заплачу тебе шесть тысяч долларов. У меня есть дома, можем поехать прямо сейчас. Хочешь? Я могу позвонить сестре. Она одна дома и привезет деньги сразу. – Ирина Ромашкина еще надеялась на его милосердие. Ей не хотелось умирать.

– Одна? – Голос у Пьянкова сделался мягким. И девушка решила, что смогла его уговорить.

– Да, одна. Я могу позвонить. Ну, хочешь? Скажи?

Он хищно улыбнулся:

– Что хотел, я получил. А доллары я и сам заберу.

Она вспомнила про паспорт. Паспорт лежал в сумочке. И убийца заметил его, теперь он узнает адрес. «А как же Таня? Ведь он убьет и ее». Теперь Ирина уже не думала о собственной смерти.

– Ты ничтожество! Жалкий негодяй! – она хотела вцепиться ему в горло, но убийца навалился всем телом на ее грудь и изо всех сил сжал руки, для верности подержал еще пару минут, пока тело не перестало биться в конвульсиях.

– Ну вот и все. Какая темпераментная девушка. – Он взял из сумочки паспорт, прочитал фамилию и имя. – Ромашкина Ирина. Как жалко, что Ирину нельзя воскресить. Я бы хотел пережить заново сладостное ощущение. – Он перелистал страницы, нашел адрес, по которому проживала убитая, опять заглянул в сумочку и увидел ключ с брелком. – А вот и ключ от квартиры. Очень хорошо. Лучше прийти ночью, когда девушка будет спать. И шесть тысяч «зелененьких» мне не помешают. Наверное, ее сестра такая же хорошенькая.

На следующий день Пьянков поехал на Черкизовский рынок, долго бродил там в толкучке, подходил к цыганам и азербайджанцам. Ему показали ларек, в котором мордастый цыган торговал кожаными ремнями и перочинными ножами. Тут же возле ларька крутились два подозрительных паренька.

Пока Пьянков разговаривал с цыганом-продавцом, эти двое крутили головами во все стороны, чтобы при малейшей опасности подать знак. Вдруг он подослан милицией?

Потом продавец подозвал одного из них, что-то шепнул ему, и тот убежал. Через минут пять вернулся и отдал Пьянкову коробку, похожую на те, в каких носят обувь.

Пьянков не стал в нее заглядывать и быстро ушел.

В машине он аккуратно уложил коробку в сумку, прикрыв сверху газетой, чтобы содержимое не бросалось в глаза, если какому-нибудь дотошному инспектору ГАИ вздумается его остановить. Но все обошлось без досмотра.

На квартире Пьянков спрятал сумку в щель между шкафом и стеной.

У дотошной старой хозяйки были ключи от квартиры. И Пьянков много раз замечал, что бабуся проявляет чрезмерное любопытство к его вещам. Не хотелось идти на конфликт, но однажды он не вытерпел и сказал не совсем понятную для старухи фразу:

– Скоро все закончится.

Старая женщина весь вечер ломала голову. «Неужели съехать хочет квартирант? И где он дешевле квартиру найдет?»

Ее полуглухой муж ничего на это не отвечал, и старуха сердилась:

– Лучше бы у тебя болело пузо, а не уши. А то жрешь за троих, а слышать ничего не слышишь.

Пару недель назад на стоянке такси Пьянков познакомился с молодой девушкой. Такое с ним было впервые, чтобы будущая жертва сама нашла его. «Может, подосланная она. Сонин неглупый человек. И та ментовка говорила, будто выполняла задание, выставляя себя приманкой для убийцы. А я ее убил легко», – осторожничал он. Он собирался разделаться с Сониным, понимая, что в конце концов они встретятся. Такое у него было предчувствие. А оно еще никогда не обманывало Пьянкова.

Был поздний холодный вечер. Кутаясь от холода в воротник норковой шубы, к его темно-вишневой машине подошла девушка и спросила: