подать чай. Но отец так зыркнул на него, что тот понятливо исчез за дверью.

Куратор остался невозмутим. Он взглядом указал мне на одно из кресел, и я нехотя села. Вестейн расположился в соседнем, а напротив нас сел отец. Я вцепилась в подлокотники, и теперь украдкой разглядывала ровные стены, обитые светлыми деревянными панелями.

Смотреть на отца мне совсем не хотелось. Но его я пока не интересовала.

— Когда я просил вас отпустить мою дочь на бал к Гольдбергам, господин Ааберг, вы отказали. Но на Зимний бал в замок Правящей герцогини вы взяли Анну с собой.

От тона, которым это было сказано, по коже бежали мурашки. Но Вестейн остался спокоен:

— Именно. У нас есть Свод Правил и собственные традиции, от которых отступать не принято. Анна приручила байланга, который доставлял проблемы последние десять лет. Хорошо проявила себя в бою, во время нападения грифонов. Именно способности вашей дочери помогли сохранить жизни ее товарищей. Я не мог, не имел права после этого оставить ее в Академии. Для каждого адепта большая честь отправиться на бал в числе пятерки избранных.

Теперь мужчины смотрели друг другу в глаза. Мне оставалось только вжаться в спинку кресла и делать вид, что меня здесь нет. Я чувствовала облегчение от того, что Вестейн защищает меня. И в то же время понимала, что отец в бешенстве. Он снова заговорил:

— Я хочу напомнить вам, господин Ааберг, что я запретил своей дочери покидать Академию. Надеюсь, впредь вы будете учитывать это. А теперь будьте так добры, разрешите мне поговорить с Анной наедине.

Я этого ждала, но надеялась, что куратор хоть немного потянет время. Вестейн покосился на меня и коротко кивнул.

— Возвращайся на уроки сразу же, — приказал куратор и направился к выходу.

Сказано это было явно для моего отца, чтобы тот не забывал о времени и не терзал меня больше положенного. Но я сомневалась, что для Правящего герцога Запада это аргумент.

Я проводила куратора обреченным взглядом и решила, что лучшая защита — нападение. Поэтому, как только за Вестейном закрылась дверь, обвиняюще вытянула палец в сторону отца и выпалила:

— Ты всю жизнь лгал мне!

Ох, как давно мне хотелось это сказать! Меня даже затрясло, то ли от облегчения, то ли от страха. Никто не смел разговаривать с отцом в таком тоне. А я обычно каялась и клялась, что никогда и ни за что. Но здесь мы в первый раз поменялись ролями, и я вдруг ощутила от этого глубокое удовлетворение.

Правда, ненадолго. Отец неопределенно пожал плечами и спросил:

— Ты о чем?

От такой наглости у меня дыхание перехватило. Мистивир, перевязь с которым висела на ручке кресла, ответил успокаивающей волной. Я коснулась рукой ножен и продолжила обвинять:

— Ты говорил, что моя мать умерла! Ты врал мачехе…

— Не называй ее так, — оборвал он меня.

— … что я дочь нищенки и всю жизнь позволял ей меня этим попрекать!

Вот теперь меня точно трясло уже от злости. И это неожиданно возымело действие. Отец напрягся и зашипел:

— Прекрати истерику! Хочешь, чтобы об этом знала вся Академия?

Я скрестила руки на груди и саркастично спросила:

— А ты думаешь, тут кто-то еще не знает? Я произвела на балу такой фурор, что даже последний слуга уже в курсе.

— Вы не настолько похожи, — скептически ответил отец.

— Ты бы видел, как она на меня посмотрела! Как будто привидение увидела.

Тут мой голос дрогнул. Я почувствовала, что Стужа развернулась в полете и усилием воли подавила горечь, которую даже от себя старалась скрыть.

Давай, девочка, возвращайся в загон!

Ощутив, что собака послушалась, я продолжила:

— Там есть портрет моей бабушки, Халлы Лейф. Мы на одно лицо.

Какое-то время в комнате царила тишина.

— На это я не рассчитывал, — признал отец.

Затем он откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Я уже открыла рот, чтобы продолжить возмущаться, но он резко сказал:

— А что я должен был сделать, Анна? Что мне нужно было сказать Карине? Прости, дорогая, я тут гульнул на стороне, и моя дочь происходит от двух правящих ветвей?

— Нет, но… — попыталась возразить я.

Отец пошел в атаку:

— Если бы не одна большая глупость, совершенная тобой, ничего этого бы не случилось! Ты бы спокойно закончила Академию Хранителей и выскочила бы за какого-нибудь достаточно высокородного балбеса, способного вытерпеть твой характер. Но вместо этого ты меня опозорила!

— На что ты вообще рассчитывал, отправляя меня сюда?!

— На то, что ты будешь послушной, Анна, — устало сказал он. — Если бы ты сидела и не высовывала носа из Академии, никто бы ничего не узнал. Карина отговорила Фей принимать тебя. Да и нет у тебя способностей, чтобы учиться у драконов. А магия стражей… ты родилась с ней. Именно поэтому Анитра не смогла тебя оставить. Найгаарду нужен настоящий наследник. Бастарда он не потерпел бы.

— Как вы вообще на это решились? — спросила я.

Отец пожал плечами:

— К счастью, герцог был в отъезде в ту ночь. Поэтому Анитра передала тебя мне. И взяла с меня клятву, что я сохраню тебе жизнь. Правда, мы договаривались на то, что я отдам тебя в приют и буду приглядывать одним глазком.

— И что же помешало тебе это сделать? — едко спросила я.

Отец долго молчал, а затем неопределенно пожал плечами:

— Я был женат и не имел наследников.

— Подстраховался? — продолжала наступать я.

Мой тон вызывал раздражение, но отец стойко держался. Он спокойно произнес:

— Не важно. Я сделал все, чтобы никто не понял, кто ты. Записал твое рождение на три месяца позже. Первые годы не показывал тебя людям и не выпускал из дворца. К счастью, в детстве ты была маленькой и худой. Все спокойно давали тебе на год меньше и считали ровесницей Амалии. Если слухи и просочились, Анитра могла считать, что я признал ребенка очередной любовницы. Мы не встречались с тех пор, как она с рук на руки передала мне тебя. А Найгаард не ждал подвоха.

Теперь я смотрела на него с сомнением:

— И зная все это, ты отправил меня сюда на учебу?

— Хотел дать тебе достойное образование, — сухо произнес отец. — Ааберг прав — больше нигде тебя учить не смогут.

Скепсиса в моем взгляде не убавилось, и отец махнул рукой:

— Не важно, на что я рассчитывал. Это не твое дело. Мои планы пошли под хвост уже дважды за последние несколько месяцев. И все благодаря тебе. Что бы ни думали северяне, Найгаард не