Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Джорджа Вильерса, так недолго живущего при дворе, среди нескончаемо плетущихся интриг и вечной зависти, сейчас, на этом этапе его карьеры, политика не привлекала. Он хотел всем нравиться, ни с кем не враждовать, а теперь, когда Сомерсет попал в немилость и, уж конечно, никогда больше не появится на сцене, Вильерс оказался вдруг в совершенно неожиданном положении: все без исключения при дворе перед ним заискивали, ведь он — признанный фаворит государя, совсем не похожего на свою предшественницу, которая хлестала Роберта Деверё по щекам, если ей что-то было не по нраву.
Джордж Вильерс был, в сущности, совершенно беззащитен, ведь любой мог воспользоваться его неопытностью, а желающих было хоть отбавляй. Фрэнсис Бэкон знал, что королева Елизавета держала все дела государства в своих руках, к тому же к ее услугам были опытнейшие и талантливейшие государственные деятели. С королем Яковом все обстояло совсем не так. Да, он был монарх и ни на миг не забывал об этом, но его не интересовала деятельность правительства, не интересовала сложная структура английского парламента, возможно, потому, что он толком не разобрался в системе правления. Именно по этой причине он предоставил такую огромную свободу распоряжаться делами государства графу Сомерсету и клану Говардов; гораздо проще пустить все на самотек, а самому охотиться в лесных угодьях, надеясь, что все как-то уладится, проблемы — в том числе и финансовые — решатся сами собой. Фрэнсис Бэкон знал, что характер у Джорджа Вильерса гораздо более покладистый и уступчивый, чем у Сомерсета, и если его величество, наскучив каким-нибудь государственным делом или впав в досаду, скажет ему, как говаривал Сомерсету: «Займитесь этим вы, поступайте, как считаете нужным», — то неопытный молодой человек окажется жертвой опасных и к тому же соперничающих друг с другом интриганов, чьи противоречивые советы в конце концов поставят под угрозу безопасность королевства.
Мечты Фрэнсиса, родившиеся в первые годы правления нового монарха, когда у него не было должности, достойной его гения, и он хотел стать ректором какого-нибудь университета или колледжа, где можно было бы формировать мировоззрение юношей и учить их понимать все отрасли знания, чтобы они с наибольшей пользой служили своей стране, не были пустыми фантазиями. В Джордже Вильерсе он видел такого студента, который хочет, нет, жаждет знаний, его вознес так высоко случай, чудо; перед Фрэнсисом был ученик, которого он мог воспитывать, наставлять, и двадцать два года разницы в возрасте вовсе не были помехой, скорее помогали. Джордж Вильерс будет внимать ему, как внимала своему наставнику аудитория в Redargutio Phisosophiarum. Как внимали студенты в Грейз инне, как внимал Тоби Мэтью, который все еще находился в изгнании в Италии. Кстати, Тоби познакомился и подружился с Джорджем Вильерсом, когда фаворит путешествовал по Европе. Роберт Деверё не нуждался в советах по поводу политических дел и международных отношений, он во всем этом разбирался не хуже Фрэнсиса Бэкона. Его нужно было только предостерегать, чтобы он держался от всего этого как можно дальше и был всего лишь придворным и приближенным королевы, а самое главное — не добивался бы расположения народа и не искал воинской славы. Что касается Джорджа Вильерса, то более чем вероятно, что потворствующий своим слабостям король просто вынудит его заниматься политикой, и в таком случае ему следует научиться этому ремеслу.
В августе 1616 года Джордж Вильерс стал виконтом Вильерсом, и генеральный прокурор послал ему из Горэмбери поздравительное письмо. Воспользовавшись случаем, он также написал в это же время молодому человеку длинное письмо с наставлениями, касающимися его будущего. Как отнесся к этим поучениям Вильерс, нам неведомо. После смерти Фрэнсиса Бэкона среди его бумаг были найдены и опубликованы два варианта этого письма, разительно отличающиеся друг от друга. Первым был, по всей видимости, более короткий вариант, возможно, Фрэнсис сочинял его, сидя в своей библиотеке в Горэмбери или в уголке длинной галереи, и при этом ему представлялось, что он — глава Тринити-колледжа в Кембридже, где учился он сам, или колледжа Магдалины в Оксфорде, и обращается он пусть не к наследнику трона, но к почти столь же высокой персоне — царствующему фавориту.
«Помните же, каково Ваше истинное положение. Сам король выше своего народа, но не выше его критики; а Вы его тень, и если он допустит промах и не пожелает этого признать, а обвинит в нем своих министров, среди которых Вы будете особенно на виду, или если ошибку совершите Вы или она произойдет с Вашего попустительства и Вам придется за нее расплачиваться, то вполне возможно, что Вас принесут в жертву, дабы умиротворить толпу…»
«…Это правда, что взоры всего королевства устремлены к Вам, как к новой восходящей звезде, все убеждены, что смогут добиться чего-то при дворе, только если Вы будете их добрым ангелом-хранителем или хотя бы не превратитесь в их злого гения. Вы с этим ничего не можете поделать, разве что решитесь на что-то крайне рискованное и упадете в пропасть еще быстрее, чем вознеслись столь высоко. В таких делах ось, на которой все вертится, — общественное мнение».
Потом Фрэнсис предложил фавориту несколько правил, которые стоит соблюдать, когда его начнут одолевать докучливые просители: «во-первых, просители должны обращаться к нему письменно и ожидать, когда Вильерсу будет благоугодно им ответить; во-вторых, Вильерс должен посвящать часа полтора-два рассмотрению просьб и не принимать решения по собственному усмотрению или по совету друзей, но обсудить все со сведущими людьми, умудренными в своей профессии и способными вынести здравое суждение; и потом, вникнув в их суждения, сформулировать свой собственный ответ в течение недели и принять просителя в строго отведенные для этого часы».
Далее Фрэнсис рассматривает особо выделенные им темы, которые могут вызвать необходимость обсуждения и с которыми Вильерсу следует основательно ознакомиться, дабы чувствовать себя более уверенно во время дискуссий. Религия, переговоры с королями других государств, войны на море и на суше, плантации, колонии — он ничего не забыл.
«Касательно войны: лучший способ поддерживать прочный мир — это быть готовым к войне. Ощущение безопасности для королевства плохой советчик. Но в нашем королевстве, где моря суть наши крепостные стены, а суда — бастионы, где царят спокойствие и благоденствие и ведется оживленная внешняя торговля, было бы преступным упущением и позором пренебречь храбрецами, которые готовы вести за собой других на море и на суше, наше время по-прежнему нуждается в отважных духом; нам также необходимо создать запасы самого разнообразного оружия и боеприпасов, как если бы мы готовились к войне, и держать в боевой готовности все порты и форты, как если бы мы в любой миг ожидали сигнала боевой тревоги; подобная предусмотрительность и есть наилучшая защита. Но самая страшная из всех войн — это война внутри нашего собственного королевства; и король, и народ должны молиться, чтобы такая буря не разразилась: король с его мудростью, справедливостью и трезвым взглядом должен предвидеть и предотвращать надвигающуюся бурю, и если она все же разразится, он должен ее остановить, а народ проявить покорность и отказаться от участия в ней. Что до войны с другими государствами, на чью территорию вторгаются войска, желая расширить владения нашей империи, я не имею на этот счет суждения… Я знаю, что подданные нашего королевства считают беззаконием, когда их вынуждают плыть за море, не спрашивая их согласия… Однако если нужно дать отпор вторгшемуся врагу или подавить мятежников, граждане должны оставить свои дела и подчиняться приказу. Все королевство есть единый организм… Dum singuli pugnamus, omnes vincimur (сражаясь в одиночку, мы гибнем)».