А всё-таки Бояновичу стыдно не помнить имени Милорада. Тот в межвузовских конкурсах честь ВГА отстаивал, золотой знак отличия получил. А ещё с командой КВН одно время по сцене скакал. Позднее, правда, они с капитаном команды повздорили и Дубинин с КВН-ом распрощался.

Меня всегда удивляло, как сильно Милораду необходима общественная жизнь. Люди, жаркое обсуждение интересующих тем, новые впечатления, знания, попадание, пусть на время, в центр внимания. А мне бы забиться в уголок с книжкой, и чтоб про меня все забыли.

– …вытолкал из кабинета, и тут я нос к носу сталкиваюсь с отцом Гуляева. Господин изволил осчастливить своим посещением. А за ним и мама.

Я живо себе представила эту картину. Как выглядит семейство первых богачей страны, мы все хорошо знаем. Имели возможность лицезреть выставку, посвящённую Гуляевым, какую Лучезара совсем рядышком устроила.

– Я правильно понимаю? Они приехали с главой ту же тему обговорить? Животрепещущую.

Милорад кивнул и, наконец, остановился.

– Вскоре и Верещагины пожаловали. Чрезмерно эмоционально принялись обсуждать последствия бомбёжки.

Дубинин опустил свои длинные пальцы на спинку стула и посвятил меня в подробности того, как он и писарица главы подслушивали под дверью чужой разговор. У Милорада частенько любопытство пересиливает осторожность. Но писарица-то на своём рабочем месте находилась.

Писарица главы – девица лет двадцати пяти. Симпатичная. С Дубининым давно знакома. Она ловит любую возможность, чтобы поинтересоваться у него, как Ратмир поживает. Того и здесь угораздило отметиться. Наш пострел везде поспел. Делец, по словам Милорада, о приключении давно забыл. А писарица до сих пор в него влюблена. И к Дубинину она хорошо относится. Возможно, ей просто больше не у кого спрашивать о Ратмире? Оттого она, наверное, и не вытолкала Милорада из приёмной.

– Гуляева ревела. Гуляев орал благим матом. Грозил засадить пол-Острова до конца жизни. Верещагин обещал всё уладить. Верещагина поддакивала. Сказала, что лучшие Чародеи Острова готовятся к процедуре извлечения Славомира из камня. А из-за границы уже летят их родственники, чтобы помочь.

И снова богатая фантазия позволила мне в подробностях представить происходившее. По одну сторону орут, заходятся. А если мама Лучезары в скандале такая же, как дочка, то получается громко и визгливо. По другую – подслушивают.

Почти дословно переданный Дубининым диалог.

Писарица: Ты знаешь, что мать Лучезары – известная актриса? Забава Верещагина. Она раньше в кино много снималась.

Милорад: (поворачивая голову) Нет. Сильно известная?

Писарица: Помнишь фильм «Река в тишине»? Она там играла. Моя мама очень этот фильм любит.

Милорад: Моя тоже. Так это мать Лучезары в главной роли?

Писарица: (шёпотом, словно её услышат, когда крики такие. Интересно, дверью по носу никогда не получала?) Да. А потом она из кино ушла. Сейчас в театре играет на Острове. Я про неё в Кружеве читала. На спектакль хочу попасть. Но слышала, что театр только для Чародеев.

Милорад: Не может быть. Дискриминация. (Умник выискался!) А отец у Лучезары тоже актёр?

Писарица: Это отчим. А отец у неё музыкант. В Заокеанье живёт. Скандально известный. Почитай про него. Он, как и дочурка, с головой дружит пару раз в месяц.

Милорад: (задумчиво) Наследственность?

Писарица: Возможно. Как у Ратмира дела?

Ну, далее уже скучно.

– Хорошо, – воодушевилась я. – Таким образом, объявлена всеобщая мобилизация, и теперь куча Чародеев готова спасать Славомира. У них имеется шанс и про меня не забыть.

– Я, как ты понимаешь, подумал о таком варианте развития событий. И вдругорядь заявился пред светлые очи главы, как все ушли, – кивнул Милорад. – Но выслушал, что я ему надоел, и ежели не перестану лезть со своими глупостями, то мы с тобой вылетим из ВГА и отправимся в свой Монте-Жопинск. Вьюжина, в то время, как виднейшие умы бороздят интеллектуальное пространство ради спасения Гуляева, о тебе никто и думать не желает! Разумеешь?

Из Дубинина иногда прёт глагол старой Руси. Он много времени проводил с прадедушкой. Тот приехал из глухой деревни, где прожил почти сто лет, когда Милораду исполнилось десять. И с тех пор жил в Дубининской квартире. Прадедушка рассказывал много интересного и частенько использовал устаревшие словечки. Правнук, с его тягой не только к новому, но и к хорошо забытому старому, не упустил возможности нахвататься.

Например, он мог сказать: «Я тебя варял». Предупреждал, значит. Сейчас отголоски глагола «варять» остались лишь в слове «предварительный». Или я слышала от него: «Мзга на улице, противно». Мзга в старину – снег, дождь, туман, сырость, всё вместе. Отсюда «промозглый». Иногда Милорад мог выразиться: «Он витает на третьем этаже». Нет, ну все знают, что имя Радовит означает «живущий в радости», а Святовит, соответственно, – «в святости». Но слово «витать» в значении «жить» сейчас никто не использует. Его даже в классической литературе почти невозможно встретить. Судя по употреблению, в наше время витают только в облаках. Наверное, изначально так говорили о тех, кто там живёт. А недавно, на прошлой седмице, Дубинин заявил: «Не надо меня вадить». Это когда я ему мороженого предложила налопаться на ночь. Он вдруг озадачился похудением. И правильным питанием заодно. То есть ему взбрело в голову, что толстеть начал. И именно от того, что тянет в рот дрянь всякую вредную. Меня такие мысли давно мучают. Тоже пора бы озаботиться вопросами фигуры. У Владимира никогда не забываю брюхо чем-нибудь калорийным набить. Вадит меня тамошняя кухня своими запахами. Манит. Соблазняет. Вот любопытно: имя Вадим значит «соблазнитель»? А то ведь есть у глагола «вадить» ещё одно значение – «клеветать».

– Так нечестно, – по-детски расстроилась я.

– Конечно, – отозвался Дубинин. – Боянович сразу куда-то умчался. Понятно, ему Гуляевы волосы из самого больного места рвут. Только я дело тоже так просто не оставлю. Сегодня он весь день отсутствовал на месте. Ничего, я завтра приду.

– Толку-то?

– Волосы стану рвать, – Милорад посмотрел на меня ободряюще. – Не переживай, всё как-нибудь устаканится.

Дубинин не здешний лекарь. Он никогда не дарит ложной надежды, что я очень в нём ценю. Златка, к примеру, спасает себя выручалочкой: «Всё будет хорошо!» И пытается воодушевить так других. Но всё хорошо никогда не бывает. Утверждение фальшиво в корне. А временами всё складывается очень даже плохо. Я же обычно кидаюсь в другую крайность. Похожу на истеричек из кино, которые вопят: «Мы все умрём!» Мой мир, когда что-то идёт не так, сужается до размеров задницы. И выглядит так же.

А вот Милорад при всяких бытовых (и не бытовых) трагедиях задумчиво смотрит в стену и изрекает: «Всё как-нибудь устаканится». И ведь устаканивается же. Хорошо ли, плохо ли. Как-нибудь, что и было обещано. Понятие «устаканиться» не включает в себя какой-то определённый итог. Просто любая невзгода рано или поздно рассеивается.