Хотя, конечно, прежде чем угрожать оружием тем, кто вас спас, стоило бы хотя бы подумать, мысленно добавил он, но озвучивать не стал. Умный и так поймет, дураку же бесполезно объяснять. Впрочем, гадать, понял Гаспар или нет, Костин даже не стал – он был плохим физиономистом. Хотя, конечно, на намек о пинке по мужскому достоинству испанец точно отреагировал, лицо кровью налилось. И наверняка на языке снова засвербили неприличные слова. Впрочем, Гаспар предусмотрительно сдержался, что позволяло предположить наличие у него хоть какого-то ай-кью[5].

– Я вас понял… Но дело в том, что я все же вынужден вас просить о помощи. Мы не дойдем сами, это больше сотни километров.

– Сюда же как-то добрались, – резонно заметил Костин.

– У нас была машина.

– Никто не заставлял вас ее бросать.

– Но мы не имели шансов справиться с этими…

– Я же как-то справился.

Крыть было нечем, но Гаспар все же попытался достучаться до дремлющих в глубине сознания русского совести и сострадания:

– Будь мы одни, дошли бы, но с девочкой…

– Молодой человек, – Гаспар был заметно старше Костина, но лейтенант чувствовал себя куда более умудренным опытом. – На вашем месте я бы не ныл, а делом занялся. К примеру, вернулся в этот ваш пансион, где сейчас врагов наверняка не осталось… или осталось, но совсем мало, и забрал свою машину. А то и две, если наглости хватит. Все, разговор окончен.

Похоже, крайне простая, в общем-то, мысль о том, что стоит позаботиться о себе самим, а также о простом варианте действий, в голову Гаспара до сих пор не приходила. Он резко повернулся и почти бегом направился к Луису. Через минуту, после короткой, но бурной дискуссии оба подошли к Костину:

– За девочкой посмотрите?

– Вон, сажай Гаспара, пускай смотрит, от него все равно толку нет. А я с тобой прогуляюсь.

– Я тоже, – влезла Каталина.

– И ты тоже. Заодно нашего переводчика выгуляем, а то он, бедный, извертелся весь. Похоже, мочевой пузырь уже полный.

– Но… вы же не хотели помогать.

– Ты не понимаешь психологию русских, – усмехнулся Костин. – Мы не отказываемся помочь, мы не хотим делать за других чужую работу. Сейчас же вы будете работать сами, мы вас просто немного подстрахуем.

Холм в ста метрах от пансиона. Еще через час

Как оказалось, не все арабы помчались следом за беглецами. Впрочем, может статься, эти подъехали уже позже. Во всяком случае, техники на стоянке, по словам Луиса, заметно прибавилось. Да и рожи у тех, кто здесь сейчас хозяйничал, заметно отличались от темнокожих дебилов, навсегда оставшихся под песчаной осыпью. Эти-то как раз были арабами классическими, со вполне нормальными, даже малость одухотворенными лицами. Не все, конечно, но в первой группе они и вовсе отсутствовали, как класс, так что разница бросалась в глаза. Единственное сходство – эти тоже носили бороды, но, кстати, у большинства достаточно аккуратно подстриженные.

Вообще же, пансион на Костина впечатления не произвел. Все же в лесу, да еще и для детей, можно было бы построить что-нибудь не столь уродующее ландшафт. К примеру, на тему сказок архитектуру завернуть, что ли. Костин однажды видел такой, на планете Малый Вайгач. Там тоже выстроили пансион для детей, правда, в качестве реабилитационного комплекса. Так-то это в империи было не принято, но для тех, кто попал в аварию, заболел всерьез или еще что, расстарались. Вот там была действительно красота, здесь же…

Четыре трехэтажных здания простейшей архитектуры, безо всякой выдумки. Поставили рядами и на том успокоились. Один, видимо, учебный корпус, он заметно отличался от остальных, еще три – жилые. Чуть подальше два бассейна, один летний, открытый, второй под прозрачным куполом. Спортивная зона, неплохо оборудованная, стоянка для машин, несколько безликих коробок, похоже, гаражи-склады-подсобки, и, в общем-то, все. Торчало это непонятное убожество посреди леса, будто прыщ на заднице, и глаз не радовало.

Откровенно говоря, Костин уже считал свое решение прийти сюда ошибкой. Хотел-то всего лишь помочь, да не от широты душевной, а просто чтобы местный главпартизан должен был услугу, которую с него, случись нужда, можно будет стребовать. Ну, или хотя бы напомнить о ней – мало ли, как жизнь повернется, и союзники, пускай даже такие, лишними не будут. Но по всему выходило, что прежде чем наложить лапу на транспортное средство, придется отправить к праотцам кучу народу, который эти машины просто так не отдаст. Это уже риск, совершенно сейчас не нужный. Назвался груздем, понимаешь, вот теперь сиди и не чирикай. Данное слово не нарушишь, в империи это не принято. Свои потом не поймут.

– Ну, что скажешь? – Луис, лежащий чуть в стороне, за большой кучей, очень напоминающей муравейник, но почему-то без муравьев, говорил еле слышно. Костин больше догадывался, что он хочет сказать, чем разбирал отдельные слова.

– Ничего хорошего. Мы даже не знаем, сколько их тут. Эй, ты, – лейтенант щелкнул пальцами. Мурад тут же принял угодливую позу, всем видом показывая, что готов услужить. Как это у него получилось, хрен поймешь, но никакой двусмысленности в этом вопросе не возникало. – Кто это такие?

– Это? – Мурад сузил глаза. Похоже, со зрением у него было не все в порядке, что, впрочем, для жителя отсталой планеты совсем неудивительно. Костин зло засопел и сунул ему в руки бинокль. Маленький, аккуратный, с электронной разверткой. Мурад прильнул к нему, всмотрелся… – Это люди Эмира.

Вот так, с большой буквы, по интонации ясно. А еще заметно, что Мурад им завидует до безумия. Сам, видать, рылом не вышел, а те наверняка имеют какие-то серьезные льготы по сравнению с обычным, пускай даже слегка привилегированным ваххабитом. И Мураду оказаться среди них очень хочется, аж слюной давится.

А люди эмира чувствовали себя здесь, похоже, полными хозяевами. Ничего не боялись, ходили по одному, беспечно, курили что-то… Судя по тому, как один из них сидел и покачивался, глупо улыбаясь, явно не табак. Самое паршивое, неясно, сколько их тут было. Но связываться решительно не хотелось. Это патруль можно покрошить и рассчитывать, что хватятся его не сразу. В местном бардаке, кстати, могут и вовсе не хватиться. Люди же эмира, судя по всему, здесь что-то вроде элиты, их живо начнут искать. Сначала их, а потом тех, кто их положил, и это при условии еще, что сумеешь победить.

– Что будем делать? – ну, то уже Каталина.

– Уходить. Слишком рискованно.

– Тут же дети…

– Вот начнется стрельба – и положим тут всех детей. Или мы, промахиваясь, или они, со злости.

Каталина задумалась. Костин поморщился. Дети… Может, и дети, он про то, какого возраста народ здесь учится, как-то не интересовался, но он в возрасте Вероники уже вовсю пахал на отцовском тракторе. Дети… Подкатила к горлу мутная злость. Да и пес с ними, в конце концов, они всю жизнь были на особом счету – пускай теперь этот особый счет и расхлебывают. Будь это в империи, он бы костьми лег, их вытаскивая, но здесь чужая страна, чужие люди. И дети тоже чужие.