…Сквозь открытую дверь был хорошо виден амвон Троицкого храма. На нем в полном облачении, со сверкающей митрой на голове, стоял архимандрит Гермоген и, закатив глаза к церковному потолку, вдохновенно вещал:

– Возлюбленные о Господе братья и сестры! Святая Церковь, как чадолюбивая Матерь, учит нас не прилепляться душой к тленному богатству, но взыскать богатства вечнующего, нетленного… Уподобимся христолюбице недавних времен, раздавшей все имение свое святым храмам и обителям, наипаче же – некоему прозорливому старцу, своему духовному отцу…

Епископ резко обернулся к отцу Виктору. Глаза его метали молнии.

– До сих пор не митрофорный, говоришь? – гневно произнес он, в упор глядя на побледневшего секретаря. – Что ж! Будет ему митра…

Сразу же по возвращении в Двинск епископ Антоний издал указ о почислении протоиерея Михаила за штат без права служения «за непослушание и игнорирование распоряжений священноначалия».

«Два сапога – пара, да оба в воду упали…»

ой темной, безлунной ночью, под самое утро, приснилось старой Марфе, будто стоит она на зеленом лугу перед Ильинской церковью. А вокруг весна благоухает, солнце в небе играет, прямо как на Пасху – аж сердце радуется! А возле самой церкви стоят ее покойный муж Семен да сынок Митенька, и улыбаются Марфе, словно зовут ее к себе. Бросилась к ним старуха… откуда только силы взялись!.. и тут вдруг исчезло все. Смотрит Марфа – а на том месте, где была церковь, лишь заснеженный пустырь виднеется, и торчат из-под снега не то обгоревшие головни, не то чьи-то кости. Вскрикнула она от страха – и проснулась. Смотрит – никого вокруг. Только в красном углу, перед иконой Казанской Божией Матери, которой благословили их с Семеном, когда венчались они в Ильинской церкви, красная лампадка мерцает. И с той иконы смотрит на старуху Царица Небесная, ласково так смотрит, словно хочет сказать: полно по мертвым скорбеть, Марфа, нет у Господа мертвых, все у Него живы, и Семен твой, и Митенька, и ты сама жива… Тут и отлегло у старухи от сердца… вот только к чему бы это ей такой сон приснился? Видно, просят Семен с Митенькой, чтобы в Дмитриевскую субботу помянула она их в церкви. Не за здравие – за упокой. Семен – на Мурмане от тифа помер[14], а Митеньку на японской войне взяло чужое море, сокрыла холодная глубинная волна. Далеко ушли ее ненаглядные, не добраться туда Марфе, не поплакать вдосталь на родных могилках. Только и остается ей, что ставить за них свечки в Ильинской церкви, да просить Бога, чтобы простил Он их грехи, вольные и невольные. Ведь не зря говорят, что баба за мужа, за детей – днем печальница, а в ночь – ночная богомолица. Вот денно и нощно и молится Марфа за усопших Семена и Митенькой… а в Дмитриевскую субботу попросит отца Иакова, чтобы пропел он им «вечную память». А до той субботы уже совсем ничего осталось: всего-то шесть деньков…

* * *

Тем временем за окном светать стало. Поднялась Марфа, помолилась Богу, да начала в церковь собираться. Чай, на дворе сегодня воскресенье – куда идти, как не в храм Господень? А Марфе еще нужно там все лампадки затеплить, да батюшке, отцу Иакову, кадило разжечь… а просфоры она еще вчера испекла и загодя в корзинку сложила, чтобы сподручнее было нести. Она ведь в Ильинском храме и уборщица, и алтарница, и просфорня… вот день-денской, с утра до вечера, то печки в нем топит, то полы намывает, то кадило и подсвечники чистит, то просфоры печет.

Святой Димитрий Мироточец. Икона XIII в.

Бывает, за всеми этими делами Марфе и помолиться-то некогда, да это не беда, за нее батюшка помолится, главное, чтобы в храме чистота да порядок были… Сколько раз, бывало, отец Иаков ей говаривал: «Марфо, Марфо, печешися и молвиши о мнозе, едино же есть на потребу…»[15] Прав батюшка – только храмом и живет старая Марфа. Да и чем еще ей жить, если нет у нее ни мужа, ни детей, ни внуков, ни родни – однаодинешенька старуха век доживает… Так о ком же ей заботиться, ради кого хлопотать, как ни ради Господа? Ведь храм – это дом Его. Вот и отец Иаков так говорит: мол, храм есть дом Божий…

…Только вышла Марфа за калитку, смотрит, а батюшка, отец Иаков, как раз мимо идет. Вот только отчего-то не к церкви идет, а от церкви… Удивилась Марфа, однако виду не подала: знать, так надо. Подошла она к отцу Иакову, поклонилась и говорит ему:

– Благослови, батюшка!

– Эх, Марфа, не до тебя мне сейчас! – отмахнулся священник. – Вот уж не думал дожить до такого!

– А что случилось-то, батюшка? – полюбопытствовала Марфа.

– Да то, что больше мне тут у вас не служить! – в сердцах воскликнул отец Иаков. – Уезжать мне придется! А у меня тут и дом, и огород, и добро нажитое – и все теперь коту под хвост пойдет!

– Да как же так, батюшка? – изумилась старуха. – Нешто Владыка тебя от нас куда переводит?

– Если бы так, Марфа! – тяжело вздохнул отец Иаков. – Если бы так… Только дело-то совсем в другом. Помнишь, как вчера к нам из города комсомольцы нагрянули? Ну, потом они еще по селу с гармошкой ходили, песни свои горланили, всех наших парней да девок перебаламутили, записали в свой комсомол… Так вот, привезли они с собой из города мандат, а в нем прописано: церковь нашу лик-ви-ди-ро-вать! Вот сегодня они ее и ликвидируют.

– Как так ликвидируют? – встревожилась Марфа. – Ее что теперь, не будет? А как же мы без церкви жить станем?

– А им-то что до того? – невесело усмехнулся священник. – Они в ней свой комсомольский клуб сделать собираются. И будут там плясать да кино про красных дьяволят[16] крутить. До чего же мы дожили, Марфа! Последние времена настают… Да, вот что: не дашь ли ты мне своего Гнедка с подводой? Я из церкви антиминс да облачения заберу и свезу их в соседнюю волость, в Никольское, к отцу Адриану. Не оставлять же их этим безбожникам на поругание! А коня и подводу я тебе потом верну…

Умилилась старуха. Вот ведь какой правильный батюшка отец Иаков! Как о святыне радеет! Как же ему не помочь?

– Бери, бери, батюшка, и коня, и подводу! Для тебя и для Господа мне ничего не жаль!

* * *

А как уехал священник, снесла Марфа корзинку с просфорами назад в дом, а сама скорей к церкви! Глядит: церковные двери открыты нараспашку, а перед ними, на снегу, иконы в кучу свалены. А мужики, их же деревенские, все выносят да выносят из храма образа, да с размаху в ту кучу бросают, словно это не святые лики, а простые доски… Господи, что же это такое творится? Или и впрямь миру конец пришел?

Подбежала Марфа к храму, руки крестом раскинула, вход собой загородила:

– Да что же это вы делаете, еретики! А ну стойте! Или на вас креста нет? Или вы Божия гнева не боитесь? Опешили мужики. И давай перед старухой оправдываться: