– Ты хоть рассказывай, чего творишь, а то я и не запомню ничего! – весело и капризно выразила свое желание Кира. – Комментируй как-то свои действия! Вот что ты сейчас делаешь, например?

– Да ничего особенного… Видишь, растер желтки с солью, добавил сметану и муку, туда же очень много тертого на крупной терке сыра… Теперь белки взобью, и туда же их… Теперь все перемешаю… У тебя кастрюли-сковородки где?

– Вон там, в столе, внизу!

– Так, – внимательно рассмотрел он запас Кириной кухонной утвари. Небольшой, прямо скажем, запасец. Бедненький, наверное. И тем не менее, вытащив оттуда две кастрюли – маленькую тефалевую и большую никелированную, кивнул довольно: – Вот, это как раз то, что нужно…

– А зачем тебе сразу две кастрюли?

– А затем, что настоящий сырный пудинг готовится на пару… В большой кастрюле сейчас воду вскипятим, а маленькую на нее сверху подвесим… Видишь, как раз все подошло?

– Ага. Вижу, – со знанием дела согласилась Кира.

– Ну, вот и хорошо… Сейчас мы верхнюю кастрюльку смажем маслом, панировки добавим, перельем туда полученную массу… Все! Теперь ждите! Скоро будет сырный пудинг!

– А закипанку? – подал со своего места голос Егорка, весело помахивая под столом ножками.

– А запеканку – в другой раз!

– Ну ладно, пап… – покладисто согласился с отцом мальчишка.

– А сейчас, пока доходит пудинг, мы быстренько изладим картофельные пампушки! Это тоже очень просто, уважаемые зрители! И вообще, я сегодня рассказываю вам о приготовлении в домашних условиях самых обыкновенных, но очень вкусных и сытных блюд. Незаслуженно нами забытых. Нет, вы только вслушайтесь, дорогие зрители, в это шикарное название – пампушки! Сказал – и уже вкусно! Итак, берем сырой очищенный картофель, перетираем его на терке, сок отжимаем… Теперь добавляем протертую вареную картошку…

Кира только диву давалась, глядя, как ловко передвигается по ее маленькой кухне этот парень. И главное – когда он успел в натуральном виде воспроизвести этот «сырой очищенный картофель»? Она и не заметила даже… А сварить когда успел? И правда – фокусник какой-то! Вроде и не торопится никуда, и движения рук такие четкие, но в то же время плавные. И глаза так хорошо светятся, прямо удовольствием горят…

– … Теперь все перемешиваем, формируем лепешки, в серединку фарш говяжий кладем, края соединяем… Все! Опускаем в кипящую воду, ждем! А пока ждем, жарим до золотистого цвета лук, чтоб полить готовые пампушки… А потом еще сметаной чуть сдобрить – и прошу к столу! Ах да, еще самбук! В духовке сливы уже запеклись, это быстро совсем! Пока вы с Егоркой пудинг и пампушки едите, он уже готов будет!

До самбука из свежих слив, однако, дело уже не дошло. После пудинга и пампушек в желудке у Киры не осталось местечка, чтобы принять этот самый самбук. Отвалившись к стене, она проговорила сыто и довольно:

– Ой, а можно, я самбук в обед съем? Не могу больше…

– Как это в обед? На обед у меня солянка запланирована…

– Та самая? Фирменная? На которую народ ходит?

– Ну да…

– Нет уж. Солянку я не потяну, пожалуй. Я уже вперед на два дня наелась – очень вкусно, правда.

– Эх ты, гурманка слабонервная…

После вкусной обильной еды Киру неодолимо потянуло в сон – ночь-то она не спала, все на звезды пялилась, да вздыхала, да ветром сладко-тревожным надышаться никак не могла. Глаза сами собой стали слипаться, и в голове стало пусто и тихо, словно напал на нее, на голову, приступ легкомысленной беззаботности. Вот неудобно – чужой человек, можно сказать, в доме, а с ней вдруг такая расслабуха приключилась… Кофе, что ли, крепкого выпить, чтобы сон прогнать?

– Иди поспи, Кира, – тихо предложил Стас, будто прочитал ее мысли про кофе. – Сегодня ж выходной, тебе, наверное, выспаться хотелось…

– Ага… Вы тут командуйте, а я и правда посплю пойду пару часиков… Егорка, беги включай телевизор! Там по субботам детский канал мультики показывает… Только никуда не уходите, ладно? Нельзя вам никуда идти!

– Да знаю, что нельзя… Мне мать утром на мобильный звонила – говорит, опять ищут нас… – тихо прошептал в спину убегающему Егорке Стас. – И Валерка звонил – это друг мой. К нему тоже Татьяна приходила. Говорит, не одна. Валерка за ней следом во двор спустился, хотел с этими ее братьями поговорить, но они даже и слушать его не стали. Глаза у них, говорит, отмороженные совсем, будто мертвые…

– О господи… – только и выдохнула Кира, положив руку на грудь. – Что ж это такое, в самом деле… Стас, ну все равно, надо действовать! Нельзя же сидеть и ждать у моря погоды! Я сейчас посплю, и сядем с тобой думать.

– А может, нам с Егоркой уехать из города куда-нибудь?

– А что? Может, ты и прав… Может, и правда лучше уехать. Только не сразу. Я в понедельник утром возьму у Линькова судебное решение по вашему делу, быстренько настрочу жалобу, ты отнесешь ее в суд, а потом вы уедете. А ко дню рассмотрения жалобы вернетесь… Тоже выход, между прочим! Если надо, я за вещами к твоей маме съезжу, привезу их прямо на вокзал…

– Ладно. Подумаем. Спасибо. Иди спи. Я пока посуду помою. Да, вот еще что! Где у вас инструменты лежат?

– Какие инструменты? Зачем тебе?

– Хозяйство твое домашнее хочу подправить немного. Сразу видно – мужской руки в доме нет. Краны текут, дверка от шкафа скоро на голову свалится…

Проспала она, как ни странно, долго. Наверное, тот самый приступ беззаботности, напавший на нее совершенно некстати, сделал свое нехорошее дело. Или, наоборот, хорошее. Потому что выплывать из этой счастливой беззаботности – и совершенно не важно, откуда она взялась, – не хотелось совсем. Глубоко вздохнув, она перевернулась на спину, открыла глаза, потянулась всем своим сильным и молодым организмом. Раскладушка скрипнула под ней возмущенно – поосторожнее, мол, девушка, ишь, разрезвилась!

В куске неба, видимом с балкона, стояли белые облака. Пухлые, сытные, аккуратные, счастливо-равнодушные. Никуда не плыли, просто замерли на месте, взирая на землю в праздничной нарядной лености. Из-за закрытой балконной двери плеснуло вдруг уютным запахом – домашним и вкусным. Умопомрачительным просто. И снова поднялось, зашевелилось что-то незнакомое внутри, емкое, счастливо дрожащее и будто по спирали еще более того нарастающее, и снова захотелось потянуться – так, чтоб заныло тело каждой косточкой, и улыбнуться еще шире, и жить дальше… И не просто жить! А жить с этим незнакомым и теплым ощущением внутри себя…

А дальше время пошло, вернее, побежало совершенно незаметно. Быстро ускользало часами-минутами, как песок меж пальцев. И в то же время текло вязко в своей бытовухе-обыденности. Как упражнение физкультурное – бег на месте. Вроде бежишь, вроде устаешь, а на самом деле – на месте стоишь и даже на сантиметр с него не сдвинулся… Вот что они такого в этом остатке субботнего дня совершили? Ничего особенного и не совершили. Ну, Егорку в ванной искупали. Хорошее дело, конечно. Кира потом тащила его, мокрого и брыкающегося, и чуть не упала, запнувшись о рассохшуюся и выступившую из общего ряда паркетину. Свалилась с ним на диван – обхохотались оба… Потом солянку фирменную Стасову ели. Успел-таки приготовить, пока она на балконе спала. Когда стемнело, вывели Егорку погулять ненадолго – при дневном свете побоялись. Потом его спать укладывали. Потом опять на кухне сидели – говорили без умолку полночи, вино сухое белое пили…