Гости поворачиваются ко мне, а я обращаю взор к Даниелю. Недавнее веселье исчезло, он сосредоточенно смотрит в окно. Интересно, сколько раз он видел, как краска стыда медленно заливает мне лицо? Помнит ли он это ощущение? Может быть, поэтому он сейчас и не может встретиться со мной взглядом? И что сделаю я в свой черед?

Я сижу в самом конце стола. Больше всего мне хочется сбежать, как поступили Эвелина с Майклом, но с тем же успехом можно мечтать о полете на Луну. Нарушая затянувшееся молчание, Клиффорд Харрингтон, озаренный блеском медалей и орденов, встает и поднимает бокал.

– Желаю вам долгих и счастливых лет супружеской жизни! – без всякой иронии заявляет он.

Все вразнобой поднимают бокалы, нараспев глухо повторяют тост.

С дальнего конца стола мне подмигивает Даниель.

20

Гости давным-давно покинули обеденный зал, слуги уже убрали со стола, и ко мне наконец подходит Каннингем. Вот уже больше часа он стоял в дверях, но я запретил ему приближаться. За ужином я испытал такой мучительный стыд, что не вынес бы дальнейшего позора, если бы камердинер поднимал меня из кресла при свидетелях. Сейчас он с ухмылкой направляется ко мне. Слухи о моем унижении наверняка уже разлетаются по особняку: старый толстяк Рейвенкорт и его сбежавшая невеста.

– Почему вы меня не предупредили о предстоящей свадьбе? – резко спрашиваю я.

Он останавливается и отвечает:

– Чтобы над вами поиздеваться.

Под его взглядом я цепенею, щеки заливаются краской.

Глаза у него зеленые, зрачки неровные, как кляксы. Люди, настолько убежденные в своей правоте, увлекают за собой армии и разрушают храмы. Если в один прекрасный день ему надоест прислуживать, то Рейвенкорту не поздоровится.

– Рейвенкорт очень тщеславен, его легко задеть, – невозмутимо продолжает Каннингем. – Я заметил, что вы унаследовали эту черту его характера, и решил на ней сыграть.

– Но почему? – спрашиваю я, ошеломленный его прямотой.

Он пожимает плечами:

– Вы пытались меня шантажировать. Неужели вы решили, что вам это сойдет с рук?

Я озадаченно моргаю, а потом начинаю хохотать. Смех громкий, утробный, складки жира на тучном теле одобрительно трясутся. Мне нравится его дерзость. Я его унизил, а он отплатил мне той же монетой, не приложив к этому ни малейших усилий – одно терпение. Такой поступок заслуживает похвалы.

Каннингем недоуменно сводит брови:

– Вы не сердитесь?

– Сержусь я или нет, вас, по-видимому, нисколько не волнует, – говорю я, утирая слезы из глаз. – Как бы то ни было, я первым бросил камешек в ваш огород. А значит, сам виноват, что в ответ мне прилетел здоровенный булыжник.

Мой собеседник не в силах сдержать улыбки.

– Оказывается, вы и правда не такой, как лорд Рейвенкорт, – говорит он медленно, взвешивая каждое слово.

– Начнем с того, что меня зовут иначе, – заявляю я, протягивая руку. – Айден Слоун, рад знакомству.

Он крепко пожимает мне руку, широко улыбается:

– Очень приятно, Айден. Меня зовут Чарльз.

– Что ж, Чарльз, простите, что я грозился разгласить ваш секрет. Я не собираюсь этого делать. Я всего лишь хочу спасти Эвелину Хардкасл и выбраться из Блэкхита, но времени у меня в обрез. Мне нужен друг.

– Да, и не один, – кивает он, вытирая стекла очков о рукав. – По правде сказать, вся эта история так необычна, что хочется узнать, чем все закончится. Так что я бы отсюда не ушел, даже если бы мог.

– Тогда нам пора. Даниель предупреждал, что Эвелину убьют на балу, в одиннадцать часов. Если мы хотим ее спасти, то должны успеть.

Бальная зала находится по другую сторону вестибюля. Мы направляемся туда, Каннингем поддерживает меня под локоть. Из деревни приезжают экипажи, выстраиваются на подъездной аллее. Лошади фыркают, лакеи распахивают двери, гости в маскарадных костюмах снуют туда-сюда, как канарейки, выпущенные из клетки.

– А почему Эвелина согласилась выйти замуж за Рейвенкорта? – шепотом спрашиваю я.

– Из-за денег, – отвечает Каннингем. – Лорд Хардкасл знаменит как умением неудачно вкладывать деньги, так и отсутствием ума, способного признать свои ошибки. По слухам, он уже почти обанкротил семью. За право взять в жены Эвелину Рейвенкорт пообещал не только выплатить лорду и леди Хардкасл щедрое вознаграждение, но и через пару лет купить имение Блэкхит за немалые деньги.

– Вот оно что, – говорю я. – Обнищав, Хардкаслы решили, что легче продать дочь, а не фамильные драгоценности.

Мысленно возвращаюсь в утро, к шахматной партии, к улыбке Эвелины, провожавшей меня к выходу из оранжереи. Рейвенкорт покупает не жену, а неиссякаемый источник презрения. Интересно, догадывается ли старый дурак, на что он себя обрекает?

Затем я вспоминаю о поручении, данном Каннингему:

– Кстати, как там Себастьян Белл? Вы с ним встретились?

– Увы, нет. Я заглянул к нему, но бедняга лежал без сознания посреди комнаты, – с неподдельным сожалением говорит он. – Да, я видел там дохлого кролика. Похоже, у вашего зловещего лакея извращенное чувство юмора. Я вызвал доктора и оставил его разбираться. Так что ваши эксперименты придется провести в другой раз.

Мое разочарование растворяется в музыке, бьющей в закрытые двери бальной залы. Слуги распахивают перед нами дверные створки, и звуки вырываются в вестибюль. Человек пятьдесят кружат под люстрой, увенчанной свечами. На подмостках у дальней стены наяривает оркестр, подбадривая танцующих: арлекины заигрывают с египетскими королевами и ухмыляющимися чертями, среди них скачут шуты, сбивают пудреные парики, вырывают из рук золоченые маски. По полу шуршат кринолины и шлейфы, развеваются плащи и монашеские рясы. Мельтешение толпы сбивает с толку. Единственное свободное место – рядом с Майклом Хардкаслом; лучи его сияющей маски-солнца так длинны и остры, что приближаться к нему небезопасно.

На все это мы взираем с галереи, откуда вниз ведет узкая лесенка. Я невольно барабаню пальцами по перилам в такт музыке. Какой-то частью чужого сознания я вспоминаю, что Рейвенкорт любит эту мелодию и ему очень хочется ее наиграть.

– Рейвенкорт обучен музыке? – спрашиваю я Каннингема.

– В детстве он прекрасно играл на скрипке, но потом сломал руку, катаясь верхом, и о виртуозной игре пришлось забыть. По-моему, он до сих пор об этом жалеет.

– И правда, жалеет, – вздыхаю я, пораженный глубиной чувств Рейвенкорта.

Сейчас не время об этом думать. Надо сообразить, как в этой толчее отыскать Сатклиффа.

«Или лакея».

Я обмираю. Этого я не предусмотрел. Здесь, в толпе, среди шума и гама, удар ножа будет совершенно незаметен.

От одной этой мысли Белл сбежал бы к себе в спальню, но Рейвенкорт не настолько труслив. Если покушение на Эвелину произойдет здесь, то здесь я и останусь, а там будь что будет. Чарльз помогает мне сойти по лестнице, а в бальной зале мы стараемся держаться неосвещенных уголков.