– Пейте скорее, пока лед не растаял, – говорит она.

– Надеюсь, вы извините мою излишнюю недоверчивость, но не в моих привычках принимать угощение от незнакомцев, – замечаю я.

Она наклоняется к моему уху, обдает его теплым дыханием.

– А мы с вами знакомы, – шепчет она. – Я была в повозке вместе с дворецким. Меня зовут Анна.

– Анна! – восклицаю я, пробую привстать.

Ее рука, тяжелая, как наковальня, давит мне на плечо, вталкивает в кресло.

– Не утруждайте себя понапрасну, я здесь ненадолго, – говорит она. – Мы с вами скоро встретимся, а пока, прошу вас, не ищите меня.

– Но почему?

– Потому что меня ищете не вы один, – объясняет она, отступив на шаг. – Лакей тоже меня разыскивает. Ему известно о нашем сотрудничестве. Если вы продолжите поиски, то выведете его на мой след. Пока меня не обнаружат, я в относительной безопасности. Так что отзовите ваших ищеек.

Легкими шагами она медленно отходит к дальней двери.

– Погодите! – прошу я. – Вы знаете, кто я? Почему мы здесь оказались? Вам же наверняка хоть что-то известно.

Она молчит, обдумывает услышанное.

– После пробуждения моя память сохранила одно-единственное имя, – наконец произносит она. – По-моему, оно ваше.

Я стискиваю подлокотники кресла:

– Какое имя?

– Айден Слоун, – говорит она. – Вот, я выполнила вашу просьбу. Выполните же и вы мою. Не ищите меня больше.

17

– Айден Слоун, – произношу я, смакуя гласные. – Айден… Слоун. Айден. Айден. Айден.

Вот уже полчаса я на разные лады выговариваю имя, надеясь вызвать в своем строптивом разуме хоть какое-то подобие узнавания. Увы, за это время у меня всего-навсего пересохло во рту. Такое времяпровождение очень раздражает, но ничего другого мне не остается. Хелена Хардкасл так и не явилась на встречу, назначенную в половине второго. Я отправил к ней служанку узнать, в чем дело, и выяснилось, что хозяйку Блэкхита не видели с самого утра. Она куда-то исчезла.

Хуже другое: ни Каннингем, ни Мадлен Обэр ко мне не приходили. Разумеется, я не особо надеялся, что камеристка Эвелины явится ко мне по первому зову, но Каннингема не было уже несколько часов. Не знаю, что его задерживает, теряю терпение. Нам надо сделать многое, а времени в обрез.

– Сесил, вы у себя? – произносит сиплый голос. – А Хелена еще с вами? Мне сказали, что у вас с ней встреча.

В дверях стоит старуха в широком красном салопе; на голове шляпка, на ногах – перепачканные грязью резиновые сапоги почти до колена, на щеках играет румянец, на лице застыла недовольная гримаса.

– Нет, мы с ней еще не виделись, – отвечаю я. – Вот, до сих пор жду.

– И вы тоже? Мы договорились встретиться с ней сегодня утром в саду, так я ее напрасно прождала целый час, только промерзла до костей, – говорит старуха, подходя поближе к огню.

Она так тщательно укутана, что малейшая искра из камина устроит здесь церемониальное погребение викинга.

– Интересно, куда эта вертихвостка подевалась? – ворчит она, стягивает перчатки и швыряет их на кресло рядом со мной. – В Блэкхите особых развлечений нет. Выпить не желаете?

– Вот только приступил, – говорю я, демонстрируя ей полупустой бокал.

– Разумное занятие. А мне взбрело в голову прогуляться, потом вернулась – а дверь не открывают. Полчаса стучала в окна, все слуги куда-то запропастились. Можно подумать, мы в Америке.

Графинная пробка тихонько скрежещет, бокал со стуком опускается на столешницу, лед звенит о стекло, потрескивает под струей напитка. Что-то шипит, булькает, а затем отчетливо слышится глоток и довольный долгий вздох.

– Хорошо-то как! – произносит старуха; последующий звон бокала свидетельствует о том, что первый был всего лишь для разминки. – Я Хелене говорила, что все эти празднества – дурацкая затея, но она меня слушать не стала, и вот пожалуйста: Питер не выходит из сторожки, Майкл развлекает гостей как умеет, а Эвелина устраивает маскарад. Вот увидите, все закончится катастрофой.

Не выпуская бокала из рук, она возвращается к камину и, освобожденная от салопа, словно бы усыхает, превращается в крохотную розовощекую старушку с красными от холода руками и встрепанной копной седых волос.

– А это еще что? – Она берет с каминной полки белую карточку. – Сесил, вы собирались мне писать?

– Простите, что вы сказали?

Она протягивает мне карточку, где написано всего несколько слов:

Встретиться с Миллисент Дарби.

А.

Разумеется, это Анна постаралась.

Сначала – подпаленные перчатки, теперь вот неожиданное знакомство. Странно, конечно, что мне весь день оставляют подсказки, однако приятно сознавать, что у меня все-таки есть друг. Вдобавок можно расстаться с мыслью о том, что миссис Дарби – одна из моих соперников или мое воплощение. Эта старая дама – такая колоритная особа, что просто не вместит кого-то еще.

«А зачем тогда она явилась на кухню, чтобы расспросить слуг о странном поведении гостей?»

– Я велел Каннингему пригласить вас ко мне на коктейль. – Я смакую виски. – Он записал поручение, но, похоже, отвлекся на что-то еще.

– Вот так всегда и происходит, если поручать важные дела людям из низов, – фыркает Миллисент, усаживаясь в кресло. – Попомните мои слова, Сесил, в один прекрасный день он обчистит все ваши банковские счета и сбежит с какой-нибудь служанкой. Сами видите, что стало с проклятым Тедом Стэнуином. Пока был егерем, ходил по струнке, тише воды ниже травы, а теперь можно подумать, что он и есть владелец имения. Наглости хоть отбавляй.

– Да, Стэнуин – неприятный тип, а вот слуги здесь все-таки неплохие, – говорю я. – Они обо мне заботятся. Кстати, я слыхал, вы на кухню заходили, так что, похоже, и вам жаловаться не на что.

Она небрежно отмахивается от моих возражений, окропляет их виски.

– Ну, это… – Она подносит бокал к губам, обдумывает ответ. – У меня кое-что пропало, вот я и решила, что, может быть, какая-нибудь служанка… Никогда ведь не знаешь, с кем имеешь дело. Помните моего мужа?

– Смутно, – говорю я, восхищаясь тем, с какой ловкостью она меняет тему; вряд ли на кухню она явилась жаловаться на слуг.

– Вот и с ним так же, – презрительно фыркает она. – Все-таки отсутствие породы сказывается. Впрочем, убогое происхождение и воспитание не помешали ему завести больше сорока ткацких мануфактур и при этом остаться совершеннейшим чурбаном. Мы прожили вместе пятьдесят лет, а я впервые улыбнулась в день его похорон и с тех пор не перестаю веселиться.

В коридоре скрипят половицы, повизгивают дверные петли.

– Наверное, это Хелена, – говорит Миллисент, вставая с кресла. – Ее апартаменты чуть дальше по коридору.