Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, у меня легко залипает клапан, потому я с трудом переношу потоки воды на лице, не могу опустить лицо в воду, не могу нырять и плавать под водой, а еще могу погибнуть в минуты вот такой паники, которая только что случилась.
Но в подвале паники не было.
— Там было не до паники.
Он кивнул, чуть посидел, словно что‑то обдумывая, и потребовал:
— Чтобы не вздумала заниматься чем‑то без меня! Ни с Бритт, ни сама. Ты поняла?
— Да.
Я тоже испугалась и поняла, что смогу вернуться даже к веревкам нескоро. Поймет ли это Ларс? Оставалось надеяться, что поймет. Он топ заботливый, очень заботливый, поступает, как хочет, но в обиду не даст. Наверное, топ таким и должен быть, тогда с ним не страшно.
Бритт тоже испытала шок, но другого порядка. Оказалось, что представлять себя на месте моделей это одно, а самой оказаться связанной и беспомощной во власти мужчины совсем другое. Том не обладал терпением и вниманием Ларса, он связал Бритт довольно качественно, но не удержался, чтобы не доставить себе и физиологическое удовольствие.
Бритт говорила, что она совсем не против, но надо же сначала спросить ее согласие…
— Ты удовольствие получила?
— Спрашиваешь! Он был как изголодавшийся лев.
— От чего получила?
— Как от чего, от секса.
— А должна была сначала от своей беспомощности, от готовности вытерпеть все и доставить удовольствие ему. От самого ожидания предстоящего, от каждого прикосновения, даже если они достаточно грубы. И тот, кто связывает, никакого согласия у тебя спрашивать не должен, на то он и топ. А ты обязана не просто подчиняться, а делать это с пониманием и даже удовольствием. Ему определять — связать или нет, подвесить или нет, воспользоваться вибратором или все самому. Когда и как тоже определять ему, понимаешь? Это и есть подчинение и доверие. Если ты, нижняя, тем более рабыня, будешь диктовать топу, что ему делать, то этому подчинению грош цена.
— Ну ты и подкована… А прикидывалась, что ничего не знаешь о шибари.
— Это не осведомленность, Бритт, это сама философия отношений топ — боттом, тем более в шибари. Ты отдаешь себя в руки и во власть топа, его обязанность не причинить тебе невыносимой боли и не довести до беды, но прислушиваться к твоим советам, как и что сделать, он вообще не должен, иначе он не топ, а исполнитель твоих прихотей.
Бритт с сомнением посмотрела на меня и помотала головой:
— Нет уж, я лучше буду госпожой, чем рабыней.
— Тогда не лезь в шибари, там нужна покорность и готовность терпеть и ждать, даже если то, чего ты жаждешь, будет нескоро.
— Ждать задом кверху, когда тебя возьмут? Экзотика, конечно, но не для меня.
Я не обратила внимания на ключевые, как оказалось, слова Бритт о том, что лучше быть госпожой. А зря, потому что это едва не привело к печальным последствиям. А заниматься шибари мы не прекратили, мы с Ларсом, потому что он видно решил выбить клин клином, но не в квартире фру Сканссон, а привезя меня в свою в «Квартале жаворонков».
— Ты собиралась подчиняться? Подчиняйся. Я помню о твоих проблемах и физических, и моральных. И о том, что у тебя строптивый характер, тоже помню. Доверься мне, Линн, проблем больше не будет.
Как же ему объяснить, что проблемы могут возникнуть из ничего, я и сама не могу предусмотреть момент, в который вдруг начнется паника. К тому же у меня болел низ живота, доктор, так похожий на Клуни, не прав, мне еще рано заниматься сексом. Но как отказать тому, кого любишь?
Подвал и снафф‑видео не собирались отпускать. Отпустят ли вообще, не сломало ли мою психику пребывание там? У моих подруг по несчастью пострадали тела, а у меня мозги. Как выбраться из этого кошмара? Смогу ли я сделать это сама или лучше попросить помощи у Ларса? Нет, лучше сама, как можно просить другого уничтожить тараканов в своей голове? Решит еще, что я подобна Жаклин.
Вспомнив о Жаклин — сестре Мартина, которая из‑за душевной болезни живет в замке в своем крыле и никуда не показывается, а так же о том, как бережно обращается с ней Ларс, я почувствовала облегчение и боль одновременно. Он не бросит меня, будет опекать, оберегать, заботиться, но это не та забота, которой мне хотелось бы.
Представила себя, живущей под крылышком Ларса и его Свена в замке, и его, улетающего в Лондон или еще куда‑то, чтобы отдохнуть от психопатки, и стало так больно, что горло сдавило кольцом. Тут же участилось сердцебиение… еще шаг и клапан залипнет!
Я заставила себя задержать дыхание и успокоиться. Сколько могла, стояла, не пытаясь вдохнуть, просто понимала, что неудачная попытка может вызвать настоящую панику. Медленно потянула воздух в себя. Совсем чуть‑чуть. Получилось. Выдохнула, снова вдохнула…
Какой кошмар, неужели это будет со мной всегда?
Нет, я справлюсь, пойду на какие‑нибудь курсы, к психотерапевту, наконец. Я успокоюсь, и все пройдет, я же нормальная шведка, не истеричка, не дура, просто однажды побывавшая в тяжелой ситуации… У меня нет даже депрессии, которая у каждого второго, если не первого.
В комнате боли в его квартире на Эстермальмсгатан мне легче, там у нас было немало счастливых минут.
В квартире ничего не изменилось, но заметно, что здесь никто не живет. Мелькает мысль, где же живет сам Ларс, не на Кунгсхольмене же? До острова далеко… Хотя, кто знает, сколько у него еще квартир в Стокгольме?
И снова Ларс отвечает на мои невысказанные вопросы:
— Я живу на Кунгсхольмене.
Та квартира у меня связана с образом красивой и уверенной в себе Джейн Уолтер. Тоже мало приятного. Но если об этом думать, то скоро во всем Стокгольме негде жить будет, кроме разве СоФо.
— Ты только с Бритт играешь? Со мной не хочешь?
Это нечестно, он отлично знает, как я люблю его собственное исполнение хорошей музыки, неважно, на рояле или скрипке.
Ларс протягивает мне скрипку и садится за рояль.
— Что будешь играть?
Некоторое время мы играем, но уж слишком заметно, что мысли обоих откровенно далеки от музыки. Ларс прерывает игру посередине мелодии, встает и, отняв у меня скрипку, берет за руку:
— Пойдем.
Но идем мы вопреки моим ожиданиям не в комнату боли, а в душ.
— Я уже забыл, как ты выглядишь голой.
Я судорожно вспоминаю, не появились ли безобразные целлюлитные впадинки? Но уже поздно, Ларс бережно раздевает меня и констатирует:
— Черт! Еще лучше, чем раньше. Ты хорошеешь с каждым днем, я буду ревновать.
Неудачная шутка, и он понимает это сам. Смущенно набрасывает на мои плечи свою рубашку:
— Тебе идет, когда сверху рубашка, а внизу ничего.