— Я совершенно не хочу уезжать отсюда, хотя обожаю твою жену. Ведь приезжают и другие, среди них есть клиенты. И еще… Полина, — добавил он, понизив голос, но продолжая смотреть на леди Кроуфорд.

Альдо, слегка занервничав, положил нож с вилкой на тарелку.

— Полина? — переспросил он.

— Белмонт! Полагаю, ты не забыл ее?

— Нет, конечно…

Ответ прозвучал сухо, но Вобрен, захваченный сюжетом, столь дорогим ему до встречи с Леонорой, не обратил на это внимания и ударился в лирические воспоминания:

— Кстати, я рассказывал тебе, что после драмы в Ньюпорте она приехала ко мне в Бостон, чтобы помочь, как она выразилась, пережить это тяжкое испытание? Благодаря ей Диана Лоуэлл показалась мне почти сносной и даже…

— Давай прекратим этот диалог, который, конечно, наскучил мадам де Мальдан, — резко оборвал его Альдо.

— О, вы мне совсем не наскучили, напротив! — весело сказала молодая женщина. — Когда Оливье был атташе при посольстве в Вашингтоне, мы встречались с Белмонтами. Кажется, это одна из самых значительных семей в Нью-Йорке. И чрезвычайно живописная!

— Совершенно верно, — подтвердил Жиль, обретая былой энтузиазм. — Но я знаю их меньше, чем Морозини. Он жил в их поместье на Род-Айленд, где они построили дом, похожий на уменьшенную копию дворца Мезон-Лафит…

— Мы тоже побывали в Ньюпорте во время сезона! Просто невероятно, сколько там замков, можно сказать дворцов, скопированных по французским, английским или итальянским образцам! Что до тамошних празднеств, они бывают великолепными или же бредовыми в зависимости от артистического вкуса хозяев. Помню, как мы присутствовали…

Поскольку разговор теперь завязался между Клотильд и Жилем, Альдо смог сосредоточиться на своих мыслях, чтобы оценить, какой отклик в его душе вызвало имя Полины Белмонт. Память услужливо воскресила ее такой, какой она впервые явилась перед ним на палубе парохода «Иль-де-Франс», сразу после отплытия из Гавра. Высокая, породистая, в высшей степени элегантная в сером дымчатом ансамбле, дополненном большим муслиновым шарфом, который на манер нимба окружал ее голову без шляпки. Волосы, черные и блестящие, словно шерсть чистокровной лошади, стянутые на затылке в шиньон, серые глаза, очень красные чувственные губы, слишком большой, притягательный, как грех, рот, нарушающий безупречные пропорции ее удивительно подвижного лица. Недавно овдовев после смерти мужа, австрийского барона, пристрастившегося к крепким напиткам, Полина возвращалась тогда в свой прекрасный дом на Вашингтон-сквер в Нью-Йорке, чтобы вновь начать жизнь, более соответствующую ее артистическим вкусам, и обрести мастерскую, где она занималась ваянием и уже проявила себя как талантливый скульптор.

Но отчетливее всего он видел ее такой, какой она оказалась в его объятиях в конце костюмированного бала в доме своего брата в Ньюпорте, — изумительной китайской императрицей, оставшейся в наряде из одних приколотых к волосам орхидей, когда к ее ногам упало длинное атласное платье лунного цвета. И от императрицы осталась только Полина. Связь была краткой, но бурной, и Альдо знал, что никогда о ней не забудет.

Немного позже они простились без надежды увидеться вновь, подчинившись обоюдному стремлению задушить в зародыше то, что могло бы стать настоящей страстью. Но было ли это стремление обоюдным? Тогда он прочел сожаление в прекрасных глазах Полины, и вот она возвращается в Европу!

Альдо не был фатом, чтобы убеждать себя, будто именно он стал причиной этого приезда. Полина наверняка полагала, что он находится в Венеции, рядом с женой и детьми? Хотя нет! Как только стало известно, что на «Магии королевы» будут выставлены драгоценности Марии-Антуанетты, она должна была догадаться, что он как-то причастен к этой затее…

Вобрен громко рассмеялся, и это вернуло Альдо на землю. Жиль в какой-то момент так безумно влюбился в Полину, что их старая дружба едва не пала жертвой этого чувства. Да и только что, сообщая ему о приезде молодой женщины, антиквар смотрел на него с явным вызовом. Нет, это просто игра воображения! Вобрен был теперь «в плену» у прекрасной Леоноры… или же он просто пытался обмануть себя? Альдо знал, что Полину забыть нельзя, и начинал не на шутку опасаться того момента, когда вновь увидит ее.

Что же делать? Самое разумное — покинуть Версаль до ее приезда. Деловой человек его уровня всегда мог бы подыскать для этого благовидный предлог. Но, в конце концов, угроза существует только в его воображении и еще в желании встретиться с ней, которое он ощущал помимо собственной воли. Постоянство дочери свободной Америки сомнению не подвергалось. Полина Белмонт не лукавила с собой и тем более с другими. Она ясно дала понять Морозини, что любит его, но никогда не давила на него. В момент расставания она сказала ему «прощай» с улыбкой, которую никак нельзя было назвать натянутой. Он умирал от желания увидеть эту улыбку вновь, но сохранила ли она свое чувство к Альдо?

Воцарившееся за столом молчание вернуло его к реальности. Он увидел, что все смотрят на него, и на секунду испугался, что стал вспоминать вслух…

— Неужели князь Морозини забыл нас? — произнесла мадам де Ла Бегасьер тоном ласкового упрека. — А ведь его мнение обладает особой ценностью для нас всех…

— Мое мнение? Тысяча извинений, графиня! Кажется, я замечтался.

— Держу пари, что мечта была хорошенькой, — засмеялась мадам де Мальдан. — На кошмар это не походило…

— Заключайте пари, мадам, и вы получите заслуженный выигрыш, но я не хочу заставлять ждать нашу хозяйку и прошу ее повторить свой вопрос. Если речь идет о продолжении выставки, я уже говорил, что согласен.

— Мы обсуждаем не саму выставку, а предстоящее празднество в Деревушке, намеченное на ближайшую среду. Мы уже хотели отменить его, но Элси Мендл предложила нам решение, позволяющее соблюсти правила приличия и одновременно не лишиться финансовой поддержки, на которую мы так рассчитывали. Часть средств можно будет пожертвовать семьям жертв. Конечно, нельзя танцевать там, где погибли четыре человека. Но концерт старинной музыки будет вполне уместен, поскольку атмосфера подобных выступлений взывает к тишине и сосредоточенности. Остается вторая часть — ужин и бал. Мы подумали было перенести их в «Трианон-Палас», но гостиницу от клиентов освободить невозможно. Кроме того, это разрушит очарование празднества, посвященного памяти королевы.

— Если вы хотите узнать мое мнение на сей счет, мадам, признаюсь, мне нечего сказать. Проблема выглядит неразрешимой.

— И, однако же, выход найден благодаря леди Мендл: она предлагает открыть свой собственный сад, который выходит в парк, и устроить ужин именно там, а бал можно и отменить. Все мы знаем ее талант декоратора, поэтому приглашенные легко перейдут из одного места в другое, не нарушая общий тон мероприятия. Вот почему я спросила вас, как вы к этому относитесь.

— Естественно, самым положительным образом. Полагаю, все согласны?

— Полностью согласны!

— Почему же вы предположили, что я думаю иначе? Признаюсь, великодушный жест леди Мендл переполняет меня восхищением.