Собственно, на это я и рассчитывал. Это была еще одна моя маленькая месть богам – мне хотелось нанести им удар в самую болезненную точку, в самое сердце их тщеславия. Но самое прекрасное во всем этом было то, что именно я в итоге должен буду стать спасителем Асгарда – я пообещал себе, что Асгард, когда он окончательно падет, ни за что не окажется в руках какого-нибудь волосатого и воинственного горного великана; в Небесной цитадели по-прежнему будет царить полный порядок, и боги продолжат действовать максимально эффективно, только кнут будет уже в руках Вашего Покорного Слуги. Я отнюдь не намерен был перепоручать осуществление своей мести какому-то Тьяцци, жалкому ренегату, амбиции которого распространялись не дальше высокого трона Одина и приобретения титула Всеотца. Нет, если я когда-либо и смогу вновь занять свое место в Хаосе (это была почти неосуществимая мечта, к которой я обращался лишь в самые мрачные моменты жизни), то для этого мне придется сделать нечто поистине сверхъестественное. Вряд ли Хаос удовлетворит нечто меньшее, чем полное уничтожение Порядка. А это означает уничтожение и Асгарда, и всех богов, и всех миров. Правда, боюсь, даже и тогда Хаосу будет мало…

В конце концов, они догадались. Хеймдалль, чье зрение существенно ухудшилось, когда он перестал получать молодильные яблоки, вспомнил, что видел, как я несколько недель назад весьма поспешно возвращался откуда-то в Асгард и проходил по мосту Биврёст. Остальные тоже порылись в памяти, и в итоге все пришли к выводу, что примерно с того дня никто из них Идунн больше и не видел. Разумеется, виновным в ее исчезновении они сочли меня и сразу потащили на суд к Одину. Старик наш к этому времени успел совсем одряхлеть – голова белая, лицо в морщинах, – немощность страшно его раздражала, и он был готов самым серьезным образом со мной разобраться.

– Это правда? – спросил он. – Но почему ты это сделал?

– Да какое это имеет значение! – вмешался Хеймдалль. – Давайте лучше сразу его прикончим, пока не забыли, зачем его сюда приволокли.

– Погодите минутку, – попросил я и подробно рассказал обо всем, что со мной случилось. Один слушал молча, только его вороны грозно щелкали клювами; а вот остальные асы все время злобно ворчали и брызгали слюной.

– Теперь вы, должно быть, поняли, – закончил я свой рассказ, – что у меня просто не было выбора. Тот орел был вовсе не обычной птицей. Это был Тьяцци-охотник, и он наверняка убил бы меня, если бы я не согласился на его условия.

– Ну что ж, зато теперь тебя убьем мы! – тут же заявил Хеймдалль. – И убивать будем медленно, так что тебе будет очень больно.

– Если вы меня убьете, то потеряете свой единственный шанс вернуть Идунн! – возразил я. – Пошевели мозгами, Золоченый. Я понимаю, теперь ты соображаешь не так быстро, как прежде, однако…

– Ты думаешь, что сможешь вернуть Идунн? – прервал меня Один. Я только плечами пожал:

– Естественно! Я же Локи.

Хеймдалль запротестовал:

– Ты это серьезно, Всеотец? Неужели ты снова его отпустишь? Откуда тебе знать, вернется ли в Асгард этот мерзавец? Может, он решит заключить союз с Тьяцци и народом Льдов и в очередной раз попытать счастья?

– Если бы он хотел это сделать, то наверняка уже давно сделал бы, – возразил Один. – И потом, у нас нет выбора. Пусть идет.

И они меня отпустили.

Я расправил плечи, обвел торжествующим взором разгневанных богов и богинь, столпившихся вокруг меня, и усмехнулся.

– Ну, и где бы вы сейчас без меня были? Ничего, я попытаюсь обернуться поскорее, – пообещал я им. – Но все же постарайтесь не умереть от старости, пока меня не будет.

Затем я обратился к Фрейе:

– Одолжи мне, пожалуйста, свой соколиный плащ. Мне нужно слетать в Северные земли.

– Ты и без моего плаща прекрасно можешь это сделать! – запротестовала Фрейя. Она не хуже меня умела менять обличье, но пользовалась этим крайне редко, лишь в случаях особой необходимости, так что волшебный плащ был ей вовсе не так уж нужен; а плащ, между прочим, был просто великолепный – настоящее оперенье сокола, переплетенное множеством рун. Тому, кто его надевал, он давал возможность лететь, как птица, не меняя своего обличья, что было очень важно: все-таки не всегда приятно прибывать в искомую точку голым.

Должен признаться, этот плащ был бы мне очень кстати – там, в Северных землях, стояли жуткие морозы, а мне вовсе не хотелось замерзнуть до смерти. Но, что гораздо важнее, плащ позволил бы мне украсть золотые яблоки и отнести их в Асгард, не превращаясь при этом в птицу; дело в том, что в птичьем обличье я не мог прибегать к магии рун и становился чрезвычайно уязвимым для Тьяцци, особенно если бы он вздумал за мной погнаться.

– Ты намерена спорить? – спросил я, одарив Фрейю самой широкой своей улыбкой. – Или мы подождем еще несколько дней, пока у тебя не выпадут все волосы, а зубы не почернеют?

Фрейя тут же сунула мне плащ.

– Спасибо, – поблагодарил я. – А теперь вы все смотрите в оба и ищите в небе мой след. Пока меня не будет, постарайтесь собрать столько топлива, сколько сможете – сгодится и сухой хворост, и даже стружки. В свое время вы поймете, для чего это нужно. И постарайтесь не спать, хорошо? Я, возможно, буду вынужден вернуться весьма поспешно.

Один молча кивнул, и я накинул на плечи соколиный плащ Фрейи. Это было поистине удивительное ощущение, но насладиться им в полной мере у меня не хватило времени. Я почти сразу взмыл в небо, а они остались, с разинутыми ртами глядя мне вслед. Я же опять устремился на Север, старательно заметая свои следы с помощью рун.

Зато Тьяцци, проявив непростительную беспечность, свой след оставил. По этому следу я и добрался до его логова. Замок Тьяцци был встроен прямо в скалу и словно висел над узкой расселиной. Даже на расстоянии он казался очень мрачным и холодным; в этих краях вообще было ужасно холодно, и я страшно замерз даже в теплом плаще из перьев, любезно одолженном мне Фрейей. Впрочем, мне повезло: я почти сразу обнаружил Идунн – она, дрожа от холода, сидела у огня в одной из многочисленных комнат замка, и рядом с ней никого не было.

Я скинул плащ из перьев, и, разумеется, Идунн сразу меня узнала.

– Локи! – радостно вскрикнула она. – Я знала, что ты придешь и спасешь меня!

– А где Тьяцци? – первым делом спросил я.

– Пошел рыбу ловить, он подледным ловом увлекается. И его дочка Скади вместе с ним отправилась. Очень несимпатичная!

Я подумал, что если уж эта Скади Идунн не нравится – а наша Идунн находит милыми и симпатичными даже самых злобных волков и медведей и абсолютно уверена, что даже у Вашего Покорного Слуги есть такие качества, как доброта и отзывчивость, – значит, она наверняка на редкость противная особа. На всякий случай я запомнил слова Идунн и решил, что этой Скади, пожалуй, следует избегать.

– Отлично, – сказал я. – Тогда нам пора.

С помощью коротенького заклинания я превратил Идунн в некую крошечную вещь, которую под силу нести и соколу. Затем я сунул корзинку с молодильными яблоками под плащ из перьев, и через мгновение мы уже летели высоко над крепостной стеной; с земли я выглядел, как самый обыкновенный сокол, стремительно летящий на юг и несущий в клюве лесной орех.