* * *

Приём подходил к концу, и я уже начал подумывать о побеге — от вина, от шепотов за спиной и от однотипных улыбок, натянутых, как старая простыня на сквозняке. Лиза весь вечер пыталась выдать свою заинтересованность за безразличие, но я видел, как её взгляд постоянно метался к Плюму. А вот этот ушастый предатель вёл себя, как настоящий артист — порхал мимо, садился рядом на пару секунд, чтобы дать надежду, и тут же срывался в сторону, как пушистый комок дерзости.

Её попытки погладить его завершались каждый раз одинаково — промахом. А Плюм только рад был поиграть. Он не забыл, как она в прошлый раз попыталась «завладеть» им, словно игрушкой. У Плюма на такие вещи память лучше, чем у большинства банкиров. И злопамятность в придачу. Засранец ещё тот, но мой.

Когда я наконец вышел на улицу, Лиза, конечно, увязалась следом. И, надо отдать должное, выглядела в этот момент не как светская львица, а скорее, как девушка, которой действительно не хотелось прощаться. Мы перекинулись парой тёплых слов, я взял её за руку — не наигранно, без маски, — и сказал, что вечер был… неплох.

Она улыбнулась. Чуть грустно. Плюм в этот момент спрыгнул мне на плечо и показательно фыркнул в её сторону. Я усмехнулся — вот кто у нас тут ревнует.

Сев в такси, я опустил стекло, бросил Лизе напоследок короткое:

— Не скучай слишком сильно.

Плюм тихо хихикнул. Машина тронулась, мягко покатилась по гравию вымощенной аллеи, оставляя позади свет фонарей, роскошь поместья и один взгляд, что задержался на мне чуть дольше, чем позволяли правила приличия.

* * *

Смотря вслед удаляющемуся автомобилю, Лиза Ефремова чувствовала, как внутри её словно расправились крылья и одновременно… сжался тугой узел. Что-то неуловимое, горячее и щекочущее клубилось в животе, будто там поселился целый рой трепещущих мотыльков. Она раздражённо выдохнула. Ну конечно. Самоуверенный, нахальный, с этими ледяными глазами и вечной ухмылкой, с которой хочется то ли ударить, то ли… поцеловать.

Она скрестила руки на груди, будто пытаясь этим жестом унять дрожь в пальцах — нет, не от холода. Она себе не признавалась, но где-то в глубине понимала: Лев Морозов выбил из-под неё почву. Он был слишком другим. Слишком живым. Как будто во дворце, полном скуки и благородной сдержанности, вдруг включили ток.

— Придурок, — пробормотала она с нежностью, которую тут же попыталась вычеркнуть из интонации.

Но стоило машине с ним выехать за пределы поместья, как её сердце сжалось уже по другой причине. Глаза Лизы расширились — к авто подкатили два массивных чёрных внедорожника, как тени с механическими суставами. Двери распахнулись, и оттуда высыпали люди в тёмной форме и с оружием.

— Что?..

Они действовали быстро, слаженно, как обученные хищники. Морозова вытянули из машины, кто-то умело связал ему руки, кто-то прикрикнул на водителя. Не было сомнений — это была засада. Он даже не успел оказать сопротивления.

Лиза стояла, вцепившись руками в ограду, как будто могла силой воли остановить происходящее. Но машина с Львом уже тронулась с места, растворяясь в темноте улицы, как исчезающий шанс… и начиналась совсем другая игра.

— Немедленно… гвардию! — сорвалось с её губ. — Надо вытащить его! Они увезли его!

Лиза дрожащими пальцами уже тянулась к телефону, в голове с оглушительным грохотом смешались тревога, страх, злость и… что-то ещё. Безумное желание броситься в бой, вырвать Льва из этой засады. Чёрт, да хоть одной против всей этой черновской своры.

Но голос, как раскат грома, раздался у неё за спиной:

— Остановись, Елизавета.

Она вздрогнула. Повернулась. Там стоял отец — князь Ефремов, высокий, прямой, с лицом, словно вырезанным из старого дуба. Суровый, холодный и абсолютно спокойный. Это спокойствие страшило даже больше, чем если бы он кричал.

— Ты не ребёнок. А если всё ещё считаешь себя таковой — тогда не суйся в дела взрослых, — его голос был спокоен, но резок, как удар хлыста.

— Отец, но они его забрали! — воскликнула Лиза. — Он… он…

— Он — взрослый мужчина, — перебил князь. — И он сам выбрал этот путь. Сам согласился на дуэль с сыном Чернова. Сам нанёс смертельный удар. Ты думаешь, что честь не требует платы? Она требует, и чаще всего — крови. Он знал, с кем имеет дело. Черновы не простят. И теперь Морозов либо докажет, что достоин носить это имя… либо погибнет. Но наш род вмешиваться не будет.

— Но… — в её голосе дрогнуло что-то уязвимое. — Но он же…

— Что? — князь прищурился. — Спас тебя? Очаровал тебя? Сделал то, что другие не решались?

Лиза отвела взгляд. Слова словно били под дых. Он всё понимал. Всё видел. И всё равно был непреклонен.

— Ты не поняла, — он шагнул ближе. — Сейчас ты хочешь броситься за ним. Но если сделаешь это — втянешь в его войну и свою семью. Я этого не позволю.

— Он один… — прошептала она, губы дрогнули. — Совсем один…

Князь молчал. Лиза вскинула голову, но глаза её были уже влажны. Слёзы подступили, злые, обидные. Почему? Почему ей было так невыносимо больно?

Она отвернулась, вытирая щёку тыльной стороной ладони. Не спросила разрешения уйти — просто пошла.

А в её груди уже начинала загораться искра. Пока отец говорил о долге и чести — она чувствовала другое. Ей было не всё равно. И если он считает, что это конец… то он, как минимум, ошибается.

* * *

Как же банально меня похитили. Да ещё и так топорно, что временами приходилось чуть ли не помогать им всё правильно делать. Один из этих амбалов даже перепутал, с какой стороны мне руки связывать, и я, чисто по-человечески, подсказал. Ну а что? Вдруг волнуюсь за их репутацию. В такие моменты начинаешь сомневаться — они меня похищают или экскурсию устраивают?

Тем не менее, любопытство моё заиграло. Чертовски интересно, что будет дальше.

Меня, разумеется, «ослепили» — натянули на голову какой-то мешок с запахом пота, пыли и чего-то тревожно-химического. Только вот беда: меня так просто не обманешь. Плюм уютно свернулся у меня на коленках и через него я продолжал наблюдать за происходящим в формате «режим скрытого наблюдения».

Судя по всему, мы двигались за город. Шоссе сменилось ухабами, ухабы — скрипом деревянного моста, а потом — гравийной