— Подделка? — переспросила она, её голос был гладким, с лёгкой насмешкой. — Не буду спорить, Мураками. Может, они и не настоящие. Но какая разница? — Она наклонилась ближе, её улыбка стала шире. — Я опубликую это, и заголовки разлетятся быстрее, чем вы успеете моргнуть. «Спрут» подсаживает своих поваров на наркотики, Хироси Накамура — наркоман, а вы — кукловод. Скандал сомнёт вашу репутацию в пыль. И пока вы будете доказывать, что это неправда, «Белый Тигр» закроется, а клиенты побегут к конкурентам. Слишком поздно будет, Мураками. Игра окончена.

Я почувствовал, как ярость закипает внутри, но заставил себя дышать ровно. Она была права — правда не имела значения, когда пресса и толпа уже выбрали жертву. Я видел, как это работает: слухи, заголовки, паника. «Спрут» не переживёт ещё одного удара после смерти Сато. Но я также видел её игру. Это не было случайностью. Её слова, её уверенность — всё указывало на одного человека.

— Ты работаешь на Танабэ, — сказал я, мой голос был низким, но твёрдым, как удар. — Это его стиль. Подставить меня, утопить «Спрут», чтобы «Серебряный Журавль» забрал всё. Он платит тебе, чтобы ты размахивала этими бумажками, да?

Исикава не ответила, но её глаза дрогнули — всего на миг, но этого хватило. Её улыбка осталась, но стала чуть напряжённее, и я знал, что попал в точку. Она откинулась на спинку стула, скрестив руки, будто давая мне время переварить её молчание.

— И что ты хочешь? — спросил я, мой взгляд не отрывался от неё. — Ты ведь не просто так позвала меня сюда. Могла сразу опубликовать это. Но позвонила мне.

Она наклонилась вперёд, её голос стал тише, но в нём звенела сталь.

— Я хочу спасти вас, Мураками, — сказала она, её тон был почти сочувствующим, но я слышал яд за ним. — Спасти ваш бизнес, ваше имя. Всё просто.

— Каким образом? — Я сжал кулаки под столом, чувствуя, как терпение тает.

Её улыбка стала шире, теперь откровенно хищной.

— Пятьдесят миллионов иен, — сказала она, её голос был спокойным, как будто она заказывала кофе. — Перевод на мой счёт, сегодня, до полуночи. И эти документы… — она постучала пальцем по папке, — исчезнут. Никаких заголовков, никаких скандалов. Вы и ваш «Спрут» будете жить дальше. Отличная сделка, правда?

Я посмотрел на Кейту Исикаву через стол в кафе «Сакура», её хищная улыбка всё ещё висела в воздухе, а слова о пятидесяти миллионах иен звенели, как вызов. Пятьдесят миллионов, чтобы «спасти» «Спрут» от её фальшивых документов. Я почувствовал, как ярость смешивается с чем-то ещё — абсурдностью ситуации. И вдруг я рассмеялся. Громко, от души, так, что она замерла, её глаза расширились от удивления.

— Пятьдесят миллионов? — сказал я, всё ещё хохоча, вытирая воображаемую слезу. — Не слишком ли жирно для тебя, Исикава? Может, хватит и десяти? Или вообще чашки кофе?

Её улыбка дрогнула, она явно не ожидала такой реакции. Её пальцы, лежавшие на папке с поддельными записями, напряглись, а в глазах мелькнула растерянность. Она открыла рот, чтобы ответить, но я не дал ей шанса. Мой смех оборвался, лицо стало жёстким, как сталь, и я наклонился ближе, мой голос стал низким и холодным.

— Знаешь что? Я не дам тебе и иены, — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Ни одной.

Она прищурилась, её губы раскрылись, чтобы выплюнуть очередную угрозу.

— Тогда…

— Слушай меня внимательно, — перебил я, мой голос был как удар. — Ты рискнула играть в игры с хищниками, Исикава. Думала, застанешь меня врасплох? Ошиблась. И ожидаемо проиграла. Теперь ты у меня на крючке.

— Что…

Я вытащил из кармана телефон, экран которого показывал включённый диктофон. Я нажал на паузу, её глаза расширились, и я увидел, как её уверенность трескается.

— Все твои слова, — сказал я, постукивая по телефону, — угрозы, вымогательство, пятьдесят миллионов — всё записано. Чётко и ясно. А вон там, — я кивнул на соседний столик, где сидел Волк, его массивная фигура едва помещалась за маленьким столиком, — сидит человек, который снимает тебя.

— Как… — икнула Исикава, обернувшись.

Волк поднял взгляд от кофе, его губы растянулись в широкой, почти звериной улыбке. Он медленно показал телефон, направив камеру на Исикаву, и помахал ей, как старой знакомой.

Её лицо побледнело, она дёрнулась, будто хотела вскочить, но её взгляд метался между мной, Волком и папкой на столе. Она поняла, что попалась.

— Тебе светит срок за вымогательство, — сказал я, мой голос был спокойным, но тяжёлым, как молот. — Семь долгих сложных лет. Твоя карьера? В помойку. Имя? В грязи. Ни одна газета не возьмёт тебя даже корректором после такого. А знаешь, что будет, когда я передам запись в полицию? Тебя раздавят, и никто не протянет руку. Ни Танабэ, ни кто бы там за тобой ни стоял. Танабэ первый откреститься от тебя и заявит, что знать тебя не знает. Ты останешься одна.

Её дыхание стало прерывистым, она пыталась что-то сказать, но слова застревали. Я видел, как страх сковывает её, и это было именно то, что мне нужно. Я дал ей пару секунд, чтобы паника сделала своё дело, а затем смягчил тон, но лишь чуть-чуть, чтобы она почувствовала надежду.

— Но, — сказал я, откидываясь на спинку стула, — я могу и не отправлять эти записи. Могу забыть о нашем разговоре. Вообще стереть его из памяти.

Её глаза вспыхнули, она выпрямилась, её голос дрогнул от смеси страха и надежды.

— Что нужно сделать? — спросила она, почти выпалив слова.

Я улыбнулся — холодно, без тепла, как хищник, загнавший добычу.

— Об этом я расскажу чуть позже, — сказал я, мой голос был спокойным, но твёрдым. — А пока запомни: ты теперь у меня на крючке. Задумаешь играть со мной — проиграешь снова. И второго шанса я тебе не дам. Один неверный шаг, и эта запись окажется у Кобаяши, в редакциях и на каждом новостном сайте Токио. Поняла?

Она кивнула, её лицо было напряжённым, но в глазах читалось подчинение.

— Я сделаю всё, что вы скажете, — прошептала она, её голос был тихим, но искренним.

Я кивнул, убирая телефон в карман. Волк, заметив мой взгляд, опустил свой телефон и сделал глоток