– Зачем ты так, Хельга? Я же тебя ударил и, – тут Крис закашлялся, морщась от боли.

– Потом извинишься, – прервала я его, чувствуя себя неловко. – Лучше подумай, кто тебя мог накормить ягодами?

– Не знаю, с друзьями пил, а перед сном мать травяным отваром напоила, кто-то из них.

Последняя фраза сильно его утомила, он хрипло и тяжело задышал. Я все-таки пошла за лекарствами в нашу с Роном комнату. Он два раза в день делал мне перевязки, стоически терпел мое присутствие в своей постели и не делал попыток сблизиться. Бок у меня не болел, голова прошла еще тем же вечером, а испугаться я сильно не успела, поэтому мне с одной стороны было приятно, что он так обо мне заботится, но в то же время хотелось действий.

Рон вернулся как раз, когда я уже заканчивала перевязку, жених неодобрительно взглянул на льнувшего к моим рукам Криса.

– Рон, помоги Крису перебраться в ту комнату, я ему уже там постелила, – попросила я.

– А что не сразу домой? – пробурчал Рон, но подхватил бывшего друга подмышки и помог встать. Хотя может я тороплюсь и со временем они опять начнут нормально общаться, ведь непоправимого не случилось.

– Он не хочет домой, я уже предлагала, – ответила за Криса, они с Роном по-прежнему игнорировали друг друга.

– А выгнать рука не поднялась, – хмыкнул жених, но все-таки практически перенес Криса в комнату матери, где я постелила раненому.

– Крис, ты пока поспи, а я кашу приготовлю, – сказала я, укрывая его одеялом.

– Я не понял, тебе не о ком заботиться? – вышел следом за мной из комнаты Рон. – Он тебя ударил, чуть не изнасиловал, а ты ему перевязки делаешь и кашки готовишь?

– Рон, перестань, прикажешь мне его выгнать на улицу? Так в чем же дело? Выгоняй. Это же твой дом.

– Я думал это уже наш дом, – помрачнел Рон, намереваясь опять уйти. Иногда мужчины, как дети, в этот раз я понимала его обиду. Я молча обняла его, привстала на цыпочки и поцеловала, нежно, ласково, он сначала замер, а потом ответил, но его поцелуй был жарким, страстным. Нет, пора прекращать ходить вокруг да около, тем более у меня сейчас самые безопасные дни. Вот только бы помыться.

– Рон, а ты не мог бы баню натопить?

– Хельга, с твоей раной париться нельзя, – не понял моего намека Рон.

– Мы не будем париться, только помоемся, – тихо прошептала ему на ухо.

– Хельга, я же не сдержусь, – хрипло выдохнул жених, разом растеряв уверенность.

– Но мы ведь будем осторожно?

– Да-да, – закивал он головой, на губах расплывалась недоверчивая улыбка, но глаза уже сияли. – Я тогда побегу, затоплю.

– А я приготовлю ужин, можно с собой будет взять, – смущение было, но несколько ночей вместе, а так же регулярные перевязки его существенно поубавили. Теперь просто хотелось побыстрее добраться до бани.

– А может прямо сейчас? А в баню уже после? – с надеждой поинтересовался Рон.

– Может для тебя все равно, как я пахну, но мне самой запах мази не нравится, – на самом деле даже не в мази было дело, а вообще. Да и Крис здесь, неловко как-то при нем, двери есть, но через стенку все будет слышно.

– Да, мазь не цветами пахнет, – рассмеялся Рон. – Но мне ты все равно нравишься. Ладно, ладно уже ушел.

Но напоследок все же не удержался и поцеловал.

****

Рон почти бежал, забыв, что должен выглядеть солидно, сейчас он больше напоминал нетерпеливого щенка, на которого впервые обратила внимание самка. Осознав это, он постарался собраться и хотя бы внешне не выдавать своего волнения. Внутри же него кипела буря чувств, вот уже не думал, что пара слов от самой желанной девушки может так подорвать его душевное спокойствие. Хотя кого он обманывает, последнее время у него было все кроме этого самого спокойствия. Эти бессонные ночи, когда он заставлял себя сдерживаться, даже обнимать спящую невесту старался осторожно, чтобы не причинить ей боль. Вспомнил, в каком состоянии он увидел Хельгу и склонившегося над ней Криса, зубы сами собой сжались. Хельга его простила, а Рон не мог. Каждый раз, когда он смотрел на бывшего друга, ему опять хотелось вонзить зубы в его глотку, за то, что напугал Хельгу, за то, что ударил ее.

Рон встряхнул головой, отгоняя кровожадные мысли, сегодня он будет думать о приятном, ведь он все сделает, чтобы Хельга не передумала и им никто не помешал.

Рон ушел, а на меня навалилась неуверенность и сомнения. У меня давно не было мужчины, и это обстоятельство добавляло страхов. Сразу вспомнилось, что Рон тоже почти все время один, редкие интрижки для поддержания мужского здоровья не в счет. Так может это и не любовь у нас? Может всего лишь влечение? Или обычное одиночество и желание тепла, толкнула нас друг к другу? Я решительно откинула эти мысли. Я устала быть одна, Рон наверно тоже, так почему мы должны отказываться от друг от друга? Ради какой-то неземной любви, которую нам возможно никогда и не встретить? А вдруг мы просто другие, вдруг эта и есть та самая любовь, на которую мы способны? Наверно я эмоционально холодная, ведь в моей жизни ни разу не было любви, которая лишила бы разума, заставила делать глупости и наоборот совершать подвиги. Даже со Славой все было размеренно. Он, как пришел в нашу школу, так сразу обратил на меня внимание. Мы с ним сначала сидели за одной партой, потом стали ходить на свидания и даже первый раз у нас с ним был какой-то уютный, семейный. Все у нас проходило чинно и размеренно, не было поцелуев украдкой, мы не прятались по подъездам, не боялись, что неожиданно нагрянут родители, когда мы вместе. Потому что Слава все сделал правильно, мы сначала окончили школу, поступили в институт, потом он пришел к моим родителям просить моей руки, и только после их согласия у нас с ним был первый секс. В общем, все по плану, даже романтика, цветы, шампанское и предупреждение за две недели, чтобы не забыла начать пить противозачаточные таблетки. Сейчас, вспоминая о бывшем женихе, я радовалась, что он ушел, а тогда мне было очень плохо. Видимо природа не дала мне способности влюбляться, зато щедро одарила слабостью привязываться к людям.

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, я занялась домашними делами. Как бы мне тяжело здесь не было, в бытовом плане, подсознательно я уже знала, что не хочу возвращаться домой в пустую и одинокую квартиру со всеми удобствами.

Молочная каша сварилась быстро и, остудив ее немного, я понесла ее Крису. Он не спал и смотрел в потолок. Глядя на залегшие под его глазами тени, на искривленные болью губы, подумала, что ему в волчьем облике было удобнее лежать.

– Крис, садись, поешь, – я протянула ему руку, помогая сесть. – Если тебе удобнее в волчьем облике, оборачивайся, я теперь знаю, почему ты от еды отказывался. Так что буду варить тебе кашу, пока не выздоровеешь.

Я улыбнулась, вручила Крису ложку, но глянув, как она дрожит в его руке, забрала обратно.

– Вот до чего доводит голодовка, – сказала я, зачерпывая ложкой кашу и поднося к оборотню. – Рот открой. Так, или ты ешь, или я иду к твоим родителям и говорю, чтобы они тебя забрали.