Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже отсюда Абраму была видна великолепная грудь Рейны. Летом все женщины в поселении ходили с обнаженной грудью, так что мужчины могли свободно любоваться ими. Отсюда и зародилась его страсть к Марит: ему было интересно, когда она превратится из девочки в женщину. У Рейны грудь была высокой и крепкой, ничуть не обвисшей, как у большинства женщин ее возраста, потому что Рейна никогда не рожала. Когда ее посвятили в жрицы, она отдала свою девственность Богине. Но от этого она не перестала быть женщиной. Рейна красила соски красной охрой и душила волосы ароматными маслами. Бедра у нее были широкие, и пояс ее юбки из оленьей шкуры проходил гораздо ниже пупка, как раз над вожделенным треугольником, к которому никогда не прикасался ни один мужчина.
Абрам снова вздохнул в порыве юношеского желания и смущения, дивясь, почему Богиня заставляет мужчин и женщин испытывать этот мучительный голод? Вот Рейна, к которой не смеют прикасаться мужчины и которые от этого еще больше хотят обладать ею. И завладевшая его сердцем Марит, которая никогда не будет ему принадлежать. Где же здесь наслаждение?
Увидев, как через несколько минут бабушка вышла из Храма Богини, где стояла священная статуя, внутри которой находился священный кристалл, он удивился тому, с какой поспешностью старуха пошла обратно к дому, как будто у нее было дело, не терпящее отлагательства. Через минуту Абрам услышал голоса двух человек, разговаривающих на повышенных тонах. Бабушка ругается с его аввой!
Через мгновение авва в бешенстве вылетел из дома и направился к ячменным полям, — туда, где стоял дом Марит.
Абрама огорчил расстроенный вид Юбаля. Ему вспомнилось, как Юбаль нес его на плечах, крепко сжимая своими большими руками его щиколотки. Абрам чувствовал себя великаном и ни за что не хотел спускаться на землю. Он не знал ни одного мальчика, у которого были бы такие отношения со своим аввой.
Не все мужчины удостаивались почетного звания «аввы», что означало «господин» или «хозяин» (то есть хозяин доходного дела, а иногда — дома и детей той женщины, с которой его соединяла прочная связь). Поскольку мало кто из мужчин оставался с одной женщиной надолго, особенно когда у нее появлялись дети, Юбаль был редким исключением, потому что он был искренне привязан к матери Абрама и прожил в ее доме двадцать лет.
Абрам смотрел, как Юбаль, выглядевший очень внушительно в своих кожаных штанах, с длинными волосами и бородой, обильно смазанными маслом, что приличествовало его положению, — прошел несколько шагов, потом резко остановился, потер подбородок и, как будто внезапно передумав, повернул обратно по направлению к селению. Через несколько секунд Абрам увидел, как Юбаль занял место под тенистым сводом деревьев торговца пивом Джоктана, где перед бочонком уже сидели трое мужчин. Они радостно поприветствовали Юбаля — он был одним из самых приятных и почитаемых людей в поселении. Юбаль махнул Джоктану, и тот принес тростник длиной приблизительно в два локтя. Юбаль вставил тростник в высокий бочонок и стал сквозь пену потягивать находившуюся под ней жидкость. Пиво Джоктана сильно уступало пиву Молока, но Юбаль поклялся, что он скорее будет пить змеиную мочу, чем прикоснется к пиву, сваренному выродками Серофии.
При виде Юбаля Абрам с удвоенным усердием стал выполнять свои обязанности наблюдателя. Он старался именно ради аввы. Он хотел, чтобы Юбаль им гордился. Но, несмотря на огромное желание хорошо нести вахту, Абрам не мог сосредоточиться на своем занятии, потому что слишком многое вокруг напоминало ему о Марит.
На двери дома огранщика камней ярким пятном в лучах утреннего солнца горели нарисованные краской женские гениталии. Старик рассчитывал, что это поможет его дочерям забеременеть. Во многих семьях у входных дверей рисовали подобные символы в надежде зазвать в свой дом плодородие Богини. Женщины, которым хотелось забеременеть, ходили к жрице Рейне за магическими заговорами, снадобьями плодородия и травами, обладающими сверхъестественной силой.
Мужчин проблема зачатия не волновала, потому что народ Абрама еще не знал о той роли, которую они играют в деторождении. Зачатие было тайной, к которой приобщались исключительно женщины через покровительство Богини.
Громкий крик вновь привлек его внимание к селению и кипящей в нем жизни. Один из преступников, привязанных к позорному столбу близ бурлящего ручья, кричал на детей, которые кидались в него дерьмом и отбросами. Обычно к столбам привязывали жуликов и лжецов, нарушителей порядка и злобных сплетников, но этот человек, сейчас абсолютно голый и беспомощный, напился ячменного пива, взобрался на крышу и оттуда стал мочиться на ничего не подозревающих прохожих. Может, его и не стали бы наказывать так строго, если бы одной из пострадавших не оказалась бабушка Абрама. Двое других были привязаны к столбу за изнасилование девушки из дома Эдры. Разгневанные женщины бросались в них камнями и пометом, а зеваки, толпившиеся неподалеку, бились об заклад, доживут насильники до захода солнца или нет.
Расправы вершились быстро и жестоко. Ворам отрубали руку. Убийц казнили. Абраму с башни хорошо был виден труп убийцы, висевший на дереве по ту сторону пшеничных полей; видимо, его казнили совсем недавно — его глаза еще клевали вороны.
Абрам застыл на месте.
Затем, прикрыв глаза рукой, стал изо всех сил всматриваться вдаль. Что это за клубы пыли катятся с северо-востока?
Ком подступил у него к горлу. Кочевники!
Но потом он вгляделся внимательней и глубоко вздохнул. Вовсе это не кочевники — это караван Хададезера! «Мать Богиня!» — воскликнул он и, не в состоянии бежать достаточно быстро, кубарем скатился вниз по лестнице. Разве в такой шумной толпе, где почти все будут пить и веселиться, кто-нибудь заметит, как юноша и девушка обменяются запретным взглядом?
Караван представлял собой величественное зрелище: люди рекой текли через горы, луга и ручьи, — добрая тысяча душ. Мужчины, подобно вьючным животным, сгибались под тяжестью всевозможных товаров. У кого-то на плечах было деревянное коромысло, к концам которого привязаны узлы; другие тащили на спинах корзины, висевшие на кожаных ремнях, обмотанных вокруг головы; более тяжелый груз волоком тащили одновременно несколько человек. Их путь был долгим и физически тяжелым — нужно было пройти столько миль по камням и колючкам, под палящим солнцем и холодным дождем, по горным тропам и знойным пустыням. Но выбирать не приходилось. Южные народы нуждались в том, что могли предложить им люди с севера, и наоборот. Хотя некоторые изобретательные хозяева в северных горах пытались приручить и одомашнить скот, чтобы превратить его в тягловых животных, пока это им не удавалось. И люди тащили на себе малахит и лазурит, охру и киноварь; вещи из алебастра, мрамора и камня; шкуры, меха, оленьи рога; кроме того, дивную деревянную посуду, которой славился север — чаши и подставки для яиц, а также блюда с резными ручками. Все это несли на юг и обменивали на папирус и масла, специи и пшеницу, бирюзу и ракушки, чтобы, так же навьючив все это на себя, нести товар на север.
В караване шли также женщины, нагруженные скатанными постелями, палатками, живой птицей и кухонными горшками, — сопровождавшие своих мужчин или присоединившиеся к каравану уже в дороге; кто-то шел с детьми, некоторые из которых родились в пути. Иногда женщины уходили из каравана, дойдя до Места у Неиссякаемого Источника, а местные женщины, по известным только им причинам, убегали из поселения и вместе с караваном уходили дальше на юг.