Лакей впустил Адриана в дом, и Равенскрофт встретил его, стоя в дверях кабинета, уютной комнаты, обитой деревянными панелями. Здесь стоял легкий запах цитрусового масла и сигарного дыма.

— Прошу вас, полковник Кингсленд, входите.

— Благодарю, генерал. — Дождавшись, когда Равенскрофт усядется на свое место за полированным столом красного дерева, Адриан расположился напротив в глубоком кожаном кресле. От внимания полковника не укрылись ни гримаса на лице Равенскрофта, от которой нахмурились его густые седые брови, ни покрасневшие мешки под утомленными глазами генерала.

— Я вызвал вас, полковник, потому что у нас возникли чрезвычайные обстоятельства.

Адриан бросил на него взгляд поверх стола:

— Увидев ваше лицо, я сразу понял, что меня пригласили не для светской беседы.

— Да, боюсь, так и есть. — Равенскрофт взял мятый лист бумаги, лежавший на зеленом сукне, и перебросил его Адриану. Тот поймал бумагу и прочел:

В направлении Баварии выступили девяностотысячное войско под командованием эрцгерцога Чарльза и армия Хиллера неизвестной численности. Они сближаются с частями Беллегарда.

Адриан оторвал недоуменный взгляд от записки:

— Боже мой, эти сведения верны?

— Судя по всему, да, полковник.

Адриан покачал головой:

— Вы уже упоминали о том, что возможны утечки информации. По-видимому, вы оказались правы.

— К несчастью, это так, и, насколько вы могли судить по этому донесению, дело не терпит отлагательства.

— Сколько людей имеют доступ к сведениям такой важности? — спросил Адриан.

— Как ни жаль, гораздо больше, чем можно себе представить. Разумеется, в их числе император и целый ряд высокопоставленных советников. Несколько австрийских генералов, трое из которых причастны к дипломатическим переговорам, идущим в Бадене: Шнабель, Стейглер и Оппель. Конечно же, наш посол тоже в курсе; нельзя исключать его помощников и курьеров. Ловкий и сообразительный шпион способен собрать сведения из разных источников и свести факты воедино.

«Да, — подумал Адриан. — Ловкий и сообразительный шпион… Или шпионка».

— Главное в том, — продолжал генерал, — что наличие среди нас изменника уже не вызывает сомнений. Осталось только разоблачить его.

Адриан ощупывал пальцами бумагу, всматриваясь в каллиграфические строчки, написанные по-немецки.

— Что за знак внизу листа? — Это была маленькая окружность с изображением в центре. — Кажется, какая-то птица.

— Видимо, личная печать. Мы пытались выяснить, что за птица изображена на ней, но никто не знает наверняка.

Адриан потер подбородок, не отрывая взгляда от письма. Ход, который приняли его мысли, ему совсем не нравился.

— Где вы это взяли?

— Письмо нашли на трупе, лежавшем в аллее у постоялого двора Рейсса. Это здесь, в Вене. Этот человек был гражданский, и мы не сумели отыскать ни его знакомых, ни родственников. У нас нет ни малейшей зацепки относительно того, кому предназначалось послание, ни указания на личность отправителя.

У Адриана такая зацепка была. Он смотрел на бумагу, чувствуя, как сердце его сжимается. Неужели юная глупышка все-таки замешана в шпионаже? Теперь, вспоминая, как он застал ее на выходе из комнаты посла, Адриан уже ни в чем не был уверен.

Генерал поднялся, Адриан последовал его примеру.

— Прошу вас быть начеку, полковник. Я знаю, вы вернетесь в Баден лишь через пару дней, но пока вы здесь, может, вам удастся расспросить людей и посмотреть, что из этого получится. Не забывайте об осторожности. Война приближается с каждым днем, а когда под боком лазутчик, опасность возрастает десятикратно.

— Сделаю все, что в моих силах, генерал. — Адриан резко вскинул ладонь к виску и шагнул к двери.

— Полковник Кингсленд…

Адриан повернулся:

— Да, генерал?

— Один человек уже пал жертвой шпиона. Недооценивать угрозу, которую он представляет, недопустимо.

Адриан стиснул зубы.

— Позвольте заверить вас, я отлично это понимаю. — Он сунул под мышку кивер и вышел из кабинета. Грум вывел Минотавра из конюшни на заднем дворе особняка, и Адриан вскочил в седло.

В его мозгу неотвязно крутились слова генерала: то, что среди нас есть изменник, уже не вызывает сомнений. Адриану хотелось тут же помчаться в Баден, но сегодняшнюю и завтрашнюю ночи он должен провести в Вене. Должен побывать в своем полку, проверить исполнение оставленных им распоряжений, убедиться, что солдат хорошо кормят. Покончив с этим, Адриан мог приступать к выполнению своего последнего задания — и молить Бога, чтобы Элисса оказалась невиновна.

Элисса взяла из рук Софи конверт — второе за последние два дня послание от мужчины. В отличие от сухой записки Адриана, которой тот извещал ее о том, что несколько дней его не будет в Бадене, письмо от генерала Стейглера содержало горячие мольбы о прощении за неучтивость во время пикника и чрезмерно подозрительную реакцию на ее невинные расспросы.

Стейглер интересовался ее здоровьем — он только что узнал о несчастном случае, который произошел с Элиссой в тот день, — и предлагал составить ему компанию на будущем балу. Он также спрашивал, не желает ли графиня отужинать с ним сегодня в семь вечера.

Читая записку, Элисса ощущала разочарование оттого, что послание не от Адриана, и облегчение, вызванное тем, что гнев Стейглера улегся. Она была готова вновь встретиться с генералом, чтобы добиваться его расположения, но на сей раз она не совершит ошибку и не рассердит его.

Какая-то часть ее существа действительно чувствовала облегчение, но другая, большая часть страшилась грядущего вечера. Было ясно, что Стейглер не отказался от своей цели заманить ее в постель, а она знала, с каким упорством генерал добивается своего. Однако сейчас, когда Элисса едва оправилась от последствий падения, она могла не опасаться его домогательств.

За несколько часов, остававшихся до ужина, Элисса успела настроиться соответствующим образом. Вечер начался довольно мило, если учесть, с каким нежеланием она сюда приехала. Жена майора по фамилии Холдорф давала ужин в честь дня рождения супруга. Праздник состоялся в небольшом, но хорошо обставленном доме на окраине города. Вместе с хозяевами присутствовали двенадцать человек.

Ужин был обильный: густой фасолевый суп, вареная говядина под названием тафельшпиц, свежие овощи, картофель с луком, жаренный в кипящем масле, кнедели, запеченные в тесте яблоки и замечательный вишневый торт на десерт. В ходе трапезы Элисса вела любезную беседу с фрау Холдорф, полной словоохотливой дамой лет тридцати пяти, намеренно не замечая многозначительных тяжелых взглядов, которые бросал на нее Стейглер.

Наконец гости поднялись из-за стола, и Элисса услышала, как фрау Холдорф сказала: