– Все это выглядит именно так. На вашем месте я бы спросил у доктора, осматривавшего тело.

– Он ничего мне не скажет. Как и вы.

Несколько минут Фергюсон молча наносил на холст мазки. Уимзи показалось, будто он делает это как-то рассеянно и необдуманно, и поэтому его светлость совершенно не удивился, когда художник внезапно швырнул палитру на стол и, развернувшись, резко проговорил:

– Послушайте, Уимзи, не слишком хорошо с вашей стороны прикидываться, будто вы ничего не знаете, когда на самом деле вам все известно. Есть ли какие-то сомнения в том, что Кэмпбелл умер тем же утром, когда его нашли?

Уимзи почувствовал себя так, словно ему нанесли удар в солнечное сплетение. Что заставило Фергюсона задать этот вопрос? Неужели он выдал себя, мучимый угрызениями совести?

– Почему вы спросили? – поинтересовался Уимзи.

– А почему вы не можете дать мне хотя бы один прямой ответ?

– Ну… это такой странный вопрос. Я хочу сказать… Вам, наверное, не рассказали о картине?

– О какой картине?

– О той, что рисовал перед смертью Кэмпбелл. Краски на ней были еще сырые, когда его обнаружили. Значит, тем утром он был жив. А иначе, как он ее нарисовал?

– А! – Фергюсон шумно выдохнул и снова взял в руки палитру. – Нет, об этом мне ничего не говорили. Что ж, тогда все ясно.

Он сделал пару шагов назад, запрокинул голову и, прищуришись, принялся обозревать результат своей работы.

– И все же, почему вы спросили?

– Что ж… – Фергюсон взял мастихин и стал счищать с холста только что нанесенную на него краску. – В общем, полицейские задавали мне множество вопросов, вот я и подумал… Послушайте… Возможно, вы подскажете, как быть.

– Что вы имеете в виду?

– Полицейские сразу взялись проверять мои передвижения начиная с вечера понедельника. Это оказалось нетрудно, поскольку я сел в поезд до Глазго, отправлявшийся в девять ноль восемь и провел в городе целый день. Но я должен был признаться, что весь вечер понедельника находился здесь. И вот тут-то они в меня вцепились мертвой хваткой.

– Неужели? Вот это да!

– Вот почему я задал вам тот вопрос. Ужасно неприятно, если возникли какие-либо сомнения относительно того, что во вторник утром Кэмпбелл был еще жив.

– Насколько мне известно, хотя я знаю далеко не все, человек, у которого есть алиби на утро вторника, может ни о чем не беспокоиться.

– Рад это слышать. Я переживаю не только за себя. Никому не понравится быть под подозрением. Уимзи, проблема заключается в том, что я не знаю, что сказать этим людям.

– Да? – Взгляд Уимзи скользил по студии. – Мне нравится вон тот пейзаж с белым домиком и вересковым полем на переднем плане. Он так красиво расположился на склоне холма.

– Смотрится неплохо. Послушайте, Уимзи. После того, что вы сказали, я уже не уверен… В общем, когда полицейские были тут, я решил, что в их вопросах что-то кроется, и кое о чем умолчал. Но вам я сообщу все как на духу. А вы дадите совет, нужно ли мне упомянуть об этом в полиции. Мне совсем не хочется лишних проблем, но и быть обвиненным в соучастии я тоже не желаю.

– Если мое мнение сколько-нибудь вас волнует, – произнес лорд Питер, – выкладывайте. В конце концов, если беднягу действительно кто-то укокошил, то лучше как можно скорее выяснить, кто именно.

– Вы правы. Но, к сожалению, Кэмпбелла с того света уже не вернуть. Если бы можно было это сделать, я бы ни секунды не колебался. И все же…

– Кроме того, – перебил Уимзи, – никогда не знаешь, как повлияют на дело те или иные показания. Порой люди утаивают информацию, надеясь защитить своих мужей, сыновей или подруг. А когда правда все же выплывает наружу, то выясняется, что скрытая информация как раз и смогла бы спасти их от виселицы… Я говорю о мужьях, сыновьях или подругах…

На лице Фергюсона отразилась досада.

– Если бы я только знал, почему они так интересуются вечером понедельника, – вздохнул он.

– Хотят найти последнего человека, который видел Кэмпбелла живым, – объяснил Уимзи. – Так поступают всегда. Это стандартная процедура. Вы прочитаете об этом в любом детективном романе. И последний, кто видел жертву живой, как правило, не является убийцей. Это было бы слишком просто. Когда-нибудь я напишу книгу о том, как двух мужчин видели вместе в тупике. Потом раздался выстрел. Один из них упал замертво, а другой побежал прочь с пистолетом в руке. На протяжении двадцати глав ведется скрупулезное расследование, постоянно сворачивающее на ложный путь, но в конце концов выясняется, что убийца и есть тот самый мужчина с пистолетом.

– Так я бы сразу поставил на девять из десяти, что это сделал именно он. В реальной жизни так и бывает.

– Что вы сообщили полиции? – спросил, теряя терпение, Уимзи, вертя в руках тюбик с белой краской.

– Я сказал, что весь вечер находился дома, и они поинтересовались, не слышал ли я или не видел чего-нибудь подозрительного в соседнем доме. Я ответил, что ничего не слышал и не видел, и, собственно, не солгал. Они спросили, не видел ли я, как Кэмпбелл вернулся домой. Я сказал, что не видел, однако слышал шум подъезжавшей машины. Это случилось примерно в начале одиннадцатого. Часы пробили десять, и я подумал, что пора отправляться спать, поскольку утром мне нужно было успеть на поезд. Я пропустил стаканчик, прибрался, взял из шкафа книгу, чтобы почитать на ночь, и уже начал подниматься по лестнице, когда услышал шум мотора.

– Это было последнее, что вы слышали тем вечером?

– Да. Хотя мне показалось, будто вскоре я услышал, как открылась и захлопнулась дверь: вроде мой сосед снова вышел из дому, – но утверждать, что так и было, не берусь. Наверное, потом он вернулся, если действительно выходил, потому что утром я заметил, как он отъезжает от дома на машине.

– Любопытно. В котором часу это было?

– Между семью тридцатью и семью сорока пятью. Я как раз заканчивал одеваться. Мне нужно было позавтракать и успеть на автобус. Все-таки до этой проклятой станции шесть с половиной миль.

– Вы действительно видели в машине Кэмпбелла?

– Да, я видел его собственными глазами, однако если мне придется свидетельствовать под присягой, то поручусь только за одежду и общее впечатление. Лица я не видел. Хотя, конечно, это был Кэмпбелл, кто же еще?

– Ясно.

Сердце Уимзи, на мгновение замершее в груди, снова забилось спокойно и размеренно. Ведь он уже представил, как на запястьях Фергюсона защелкиваются наручники. Вот если бы он поклялся в том, что видел Кэмпбелла живым в тот момент, когда тот был мертв… Но в жизни все складывается не так просто, как в детективах.

– Во что он был одет?

– В отвратительный клетчатый плащ и свою знаменитую шляпу. Их ни с чем не спутаешь.

– Это точно. Так о чем же вы умолчали?