Утром четырнадцатого дня, отправившись на ежедневный заплыв по затопленной улице деревни, лорд Питер заметил, что уровень воды понизился. Вернулся он, помахивая лавровой веточкой, сорванной в чьем-то саду. В этот день звонари сыграли веселый Кентский трезвон, и через разделявшее их водное пространство раздался ответ звонарей церкви Святого Стефана.

– Какой отвратительный запах, – поморщился Бантер, окидывая взглядом унылую топь, покрытую островками ила и пучками водорослей, в которую превратился приход. – Негигиенично.

– Глупости, Бантер! – возразил его хозяин. – В Саутенде вы бы называли такой воздух озоном и платили бы по фунту за возможность им подышать.

Деревенские жительницы тяжело вздыхали, думая о том, сколько времени им понадобится на чистку и просушку своих домов, а мужчины лишь качали головами, представляя, какой урон нанесло наводнение их амбарам.

Тела Уильяма Тодея и Джона Кросса обнаружили на улице прихода Святого Стефана, куда их принесло течением, и похоронили под сенью колокольни Святого Павла. В последний путь их провожали торжественные и печальные звуки колокола. Лишь после того, как Тодея и Кросса предали земле, Уимзи решился высказать свои соображения святому отцу и старшему инспектору Бланделлу.

– Бедный Уильям, – произнес его светлость. – Он умер достойно, и все его грехи исчезли вместе с ним. У него не было дурных помыслов, и мне кажется, что он в конце концов догадался, как именно погиб Джеффри Дикон, и чувствовал себя виновным в его смерти. Но теперь нам больше не нужно искать убийцу.

– Почему, милорд?

– Убийцы Дикона уже повешены. И гораздо выше, чем Аман[74].

– Убийцы? – переспросил Бланделл. – Их что, несколько? И кто же они?

– Гауде, Саваоф, Джон, Иерихон, Джубили, Димити, Бетти Томас и Тейлор Пол.

Мужчины ошеломленно посмотрели на Уимзи, и он добавил:

– Мне следовало догадаться раньше. По-моему, в соборе Святого Павла есть надпись, что смерть ждет каждого, кто поднимется на колокольню в то время, когда звонят колокола. Одно я знаю наверняка: если бы в ту ночь, когда колокола били тревогу, я остался на колокольне хотя бы на десять минут дольше, то уже давно был бы покойником. Не знаю точно, от чего я умер бы: от апоплексического удара или шока (стены Иерихона рухнули от звуков труб, а высокие звуки скрипки способны расколоть стекло), – но ни один человек не выдержит звона колоколов более пятнадцати минут. А Дикон находился на колокольне в новогоднюю ночь в течение девяти часов, связанный и обездвиженный.

– Господи! – воскликнул старший инспектор. – Значит, вы были правы, милорд, сказав, что его убили вы, или священник, или Эзекайя.

– Да, – кивнул Уимзи. – Мы все это сделали. – Он помолчал, а потом продолжил: – Звон был наверняка сильнее, чем в ту ночь, когда на колокольне находился я. Снег залепил все окна, и звук оказался запертым внутри. Джеффри Дикон был плохим человеком, но как представлю испытанный им ужас и невыносимую смертельную агонию…

Уимзи обхватил голову руками, словно пытался спрятаться от преследовавших его видений. Тишину нарушил мягкий голос священника:

– О Бетти Томасе всегда ходили легенды. Однажды этот колокол уже убил двух человек, да и Эзекайя рассказывал вам, что колокола не выносят присутствия зла. Возможно, их голосами говорит Господь. Он справедливый судья, сильный и терпеливый.

– Что ж, – произнес Бланделл, – в таком случае дело можно считать закрытым. Преступник мертв, и человек, заперший его на колокольне, тоже. Не понимаю я эти колокола, но поверю вам на слово, милорд. Наверное, проблема в вибрации и резонансе. Я передам ваше умозаключение начальнику полиции. – Он поднялся. – Хорошего вам утра, джентльмены!