Он долго ворочался, пытаясь заснуть, но страх не отступал, и Зенфред наконец решился перейти на внутреннее зрение. Источник уменьшился почти втрое. Большая часть нитей покинула его, образовав запутанный клубок, из-за которого ноющая боль в груди не утихала и становилось трудно дышать. Оставшиеся нити беспорядочно разошлись по телу, как серебристые венки под кожей гронула. Только одна тонкая паутинка тянулась через стену к сознанию Аринда. Ему снилась Северная тюрьма и Саор, подписывающий сосуды на полке. Привычный холод подземелья, тишина без незнакомых людей, где любую комнату можно найти даже с закрытыми глазами.

Руки онемели, растирая их, Зенфред не чувствовал тепла. Встреться ему лучший целитель Академии, и тот не смог бы помочь.

* * *

С утра Зенфред был бледным как смерть. Похоже, он не спал прошлой ночью и даже завтракать не спустился, попросив принести еду к нему в комнату. Хозяина за стойкой не оказалось, вместо него за питейной присматривал сын. Помимо Аринда за столом в общей зале сидели трое невзрачного вида постояльцев и полуслепой старик. Мальчишка-разносчик бегал туда-сюда с подносом в руках, расставляя чашки с кашей и разливая душистый чай, к которому полагалась хрустящая пресная лепёшка. Постояльцы с таким интересом прослеживали каждое движение ложки Аринда от чашки ко рту, что впору было подавиться. Он трижды пожалел, что не догадался поесть в комнате. Когда еду уже принесли, просить об этом было как-то неловко.

Старик неторопливо прихлёбывал из кружки и поглядывал в его сторону. Все четверо обсуждали вчерашнее: неудавшийся обряд язычников, убийство белого гронула и россказни Летфена о колдуне. Эдос наверняка не был скучным городишкой, где ничего не случалось и разговоры велись только о ценах на урожай и больной корове, но последние события обещали вертеться на языках горожан ещё долго. Никто толком не хотел верить рыжему пройдохе, но голову червя Грун с утра повёз в столицу, а уж он не станет ездить в Прант без надобности. Наконец, Еноа, так звали старика собеседники, поднялся и подсел за стол Аринда. От него воняло, и аппетит тотчас испортился.

– Ты откуда будешь, парнишка? – спросил старик, облокотившись о стол.

Его зрячий глаз был тусклым и мутным, цвета голубых кристаллов, встречавшихся на нижних этажах подземелья.

– Из Северной тюрьмы, – нехотя ответил Аринд.

Он хотел промолчать, но чувствовал, что Еноа, а с ним и его товарищи могут разозлиться.

– Слыхали? – присвистнул старик, оборачиваясь к остальным. – Уже из Северной тюрьмы сбегать начали!

Он снова обратился к Аринду, и тот поморщился от жуткой вони изо рта.

– Меня Еноа звать, а ты, значит, Мертвяков сын? Так тебя и зовут, что ли? Или прозвище такое? Клейма-то у тебя не видно. Нехорошо это. У нас так не принято. – Еноа оттянул ворот рубахи, показывая отметину на впалой груди. – Меня ещё зим пятнадцать назад клеймили. За то, что отравил сборщика податей. Он обеих моих дочек попортил, а чтоб замуж взять и словом не обмолвился. А ты? Покажи своё. У нас тут это не прячут.

Аринд нехотя повернулся и наполовину стянул хозяйскую тунику, его старая одежда до сих пор сохла в сушильне.

– Ба! – выдохнул Еноа. – На всю спину! Малец, да ты армию перебил?

Аринд недоумённо посмотрел на него.

– Я говорю, скольких ты человек порешил?

Аринд задумался. Он начал спаивать яды заключённым, когда ему было четырнадцать. Скольких он убил за это время?

– Сотен шесть, – ответил он, решив, что старик спрашивает, скольких он отравил.

– Шесть сотен?! – Еноа чуть не свалился со стула.

– А сколько ж тебе лет?

– Скоро семнадцать.

– Семнадцать! – эхом повторил старик. – Ты ври, да не завирайся! – он угрожающе потряс пальцем в воздухе. – Шесть сотен! Да на всём острове столько народу не наберётся!

Вонючая слюна попала в чашку. Аринд отодвинулся от стола. Ему хотелось уйти, но старик уже открыл рот, чтобы спросить что-то ещё.

– А вот и я! – крикнул Летфен, залетая в питейную. – О, Энфер, сегодня ты за главного? Мне бы завтрак и лучше двойной.

– Ты где так перемазался? – спросил Энфер, ставя бутыль на полку и вытирая руки передником.

– Так хоронить помогал, – отмахнулся тот. – Ещё в потёмках начали. Человек тридцать закопали, не меньше. Скажи Карнелит, пусть готовит побольше, народу теперь наплывёт, голодные все. А эти двое ещё не спускались?

Он не заметил Аринда за спиной Еноа.

– Один не спускался, а второй вон сидит, – кивнул Энфер, пересчитывая монеты.

– Ты погляди! – возмутился Летфен, пихнув Аринда и усаживаясь рядом с ним за стол. – Ещё и солнце глаза не протёрло, а наш Еноа уже прискакал за сплетнями!

– А ты-то чего в такую рань тут, ядоглот? – прибавление в компании старику не понравилось.

– Да я ж ради тебя спешил. Хоронить устал, а Мертвяков сын парень дикий, как порежет вас всех ни с того, ни с сего, а мне потом на горбу твоё тело бездыханное тащить придётся. Вот если бы ты мне заранее заплатил, Еноа, я бы тебя как следует в могилке засыпал. С горкой! А так, неблагодарное это дело, – Летфен утёр пот с чумазого лица.

– Говори, да не заговаривайся! – Еноа даже привстал от возмущения.

Аринд с горечью смотрел на испорченный завтрак. Он собирался уже подняться обратно в комнату, когда Летфен схватил его за рукав.

– Э-э-э, нет, друг мой, – протянул он. – Ты от меня так просто не уйдёшь! Сядь и жди, пока я поем. Раз я твой должник, куплю тебе лепёшку с маслом. А завтра мы с тобой в лес пойдём. За гронулами.

– Авердо опять собрался? – спросил Еноа.

– На кой мне Авердо? Мне с этим парнем, – Летфен хлопнул Аринда по плечу, – никакой Авердо не нужен. Вдвоём пойдём.

– Вдвоём? – старик выпучил глаза. – Да ты умом тронулся, ядоглот!

– А чего? Нам много не надо. Две головы на двоих, и сыт месяц, а на восьмерых делить, это ж никакой выгоды! А где этот седой? Я вчера забыл спросить, как его зовут. Ты мне, Мертвяков сын, рожу свою страшную не криви! Вот поедим и пойдём город смотреть. Я тебе тут всё покажу.

Зенфред спустился как раз к тому времени, когда завтрак подошёл к концу, и Летфен потащил его с собой. Он выглядел страшно довольным. Размахивал руками направо и налево, объясняя местное устройство и порядки, тыкал пальцами во всех прохожих, кого знал, и отпускал о некоторых курьёзные шуточки. Каждое его прикосновение, будь то хлопок по спине или резкое одёргивание, вызывало у Аринда желание схватиться за меч.

Частично отмытый и при дневном свете Летфен выглядел по-другому. Кудряшки коротко остриженных волос торчали во все стороны, в глазах будто замерли два маленьких солнечных затмения – золотистый ободок расходился от зрачка подобно лучам. Радужка меняла цвет, как небо в ветреный день, становясь то почти синей в тени, то ярко-голубой на свету.