Чтобы лучше понять фигуру Троцкого, следует обратить взгляд на Жириновского. Он многими чертами походит на «демона революции» своими ораторскими и организационными способностями, безапелляционностью и самомнением в суждениях, напористостью в дискуссиях. Фигура Жириновского, точно так же, как в свое время личность Троцкого, одновременно притягивает и отталкивает. Как и Троцкий, личность Жириновского отпугивает многих, поэтому им обоим был заказан путь к единоличной власти. Но благодаря своей энергии они великолепны на вторых ролях и могут свернуть горы. Только Троцкому такой шанс был представлен, а Жириновскому – нет. И один сумел свернуть «гору» – создать на пустом месте победоносную Красную армию, а другой закоснел в парламенте. Правда, как идеолог Жириновский «никакой», не говоря уже о том, что он националист, а Троцкий исповедовал учение интернационализма. Но уровень «демонизма» примерно схож.

Общепринятым стало словосочетание «борьба Троцкого за власть». Только факты того, что Троцкий за нее боролся всерьез, придется поискать. В этом он схож с Зюгановым и Жириновским. Оба вроде бы боролись за власть, и оба делали все (может и неосознанно), чтобы эту гонку проиграть. Ну а критические статьи и речи еще не есть борьба за олимп, иначе любого журналиста, критикующего правителей, можно обвинить в желании захватить власть.

За какую власть боролся Троцкий, если в самые ответственные моменты он либо болел, либо отсутствовал в Москве. Болел во время «судьбоносной» дискуссии осенью 1923 года, когда у него были реальные шансы победить и стать тем вождем, которым несколько лет спустя стал Сталин. Болел и не участвовал в борьбе в ходе дискуссии осенью 1924 года. Причем оба раза полемика начиналась с его подачи, и как политик он, казалось бы, должен выбирать благоприятный момент для удара. Ничего подобного! Все по случаю… И совсем по-детски звучит объяснение Троцкого, почему он не прервал лечение в Грузии и не приехал на похороны Ленина. Мол, Сталин прислал телеграмму, что он не поспевает к похоронам. И Троцкий не поехал! Если бы он желал власти, то кинулся бы в Москву, невзирая ни на какие телеграммы. Он не мог не понимать, что предстоит дележ сфер влияния в руководстве и его присутствие просто обязательно. Он должен был выступить у могилы с соответствующей речью, подтвердив свое право стать преемником Ильича. Так сделал Сталин, произнеся знаменитую «Клятву». Однако Троцкий застрял на югах до весны. Как должны были расценить такой шаг колеблющиеся? Только как отказ от первых ролей! И «партмасса» перешла на сторону победителей. А как иначе, ведь еще до кончины Ленина 16–18 января 1924 года состоялась XIII партконференция, на которой обсуждались взгляды Троцкого, но тот на форуме не присутствовал, предпочитая упорно болеть.

Троцкий проиграл борьбу за власть не в 1926 или 1927 году, а сразу после первого открытого конфликта – осенью – зимой 1923–1924 года, если это можно назвать борьбой…

Еще один показательный штрих. Сталин неоднократно заявлял о своей готовности уйти в отставку. Последний раз – на XIX съезде, но никогда не доводил дело до реальности. А Троцкий не только заявлял, но и подавал заявление. В 1925 году он ушел с поста Реввоенсовета. Ничего себе: при борьбе за власть оставлять армию! Руководство ею тут же прибрал Сталин.

В Троцком литератор и публицист в 1920-х годах взял верх. Он писал-писал, вместо того чтобы делать дело – искать и сплачивать своих сторонников. Зато этим активно занимался Сталин. Правда, один раз попытался расширить состав своих сторонников и Троцкий. И не нашел ничего лучшего, чем объединиться с дискредитированными Зиновьевым и Каменевым, которых сам всего годом ранее убийственно критиковал. Лучшего подарка Сталину в его пропагандистской борьбе было не подобрать.

Смешно читать пассажи у биографа Троцкого И. Дойчера («Троцкий в изгнании») вроде: «Троцкий бомбардировал политбюро протестами, осуждающими это решение[82]как незаконное». Будто Троцкий когда-либо выступал против ленинского тезиса о революционной целесообразности и стоял за соблюдение «буржуазной» законности. И разве не он первым заговорил о термидоре? Так чего взывать к термидорианцам?

Еще пример невольного пособничества Троцкого Сталину. На этот раз после высылки Троцкого за границу.

«Плавание было окружено раздражающей тайной. Сталин все еще не желал взваливать на себя всю ответственность. Он не знал, будет ли зарубежное коммунистическое мнение шокировано и не вынудят ли дальнейшие события возвратить соперника домой. Он позаботился обставить депортацию так двусмысленно, что ее можно было и объяснить, если понадобится, и даже полностью от нее отречься. В течение нескольких последующих дней коммунистические газеты за рубежом высказывали предположения, что Троцкий поехал в Турцию с официальной или полуофициальной миссией или что он отправился туда по собственной воле и с большой свитой», – писал верный сторонник Троцкого И. Дойчер[83]. Однако сам Троцкий помог Сталину определиться, дискредитируя себя. Едва прибыв в Стамбул, он написал серию статей, опубликованных в буржуазных «Нью-Йорк таймс», «Дейли мейл» и других изданиях. «Эта серия была первым публичным рассказом Троцкого о внутрипартийной борьбе последних лет и месяцев… Троцкий не щадил своих врагов… и, прежде всего, Сталина, которого теперь осудил перед всем миром, как ранее осудил его перед политбюро, назвав «могильщиком революции»[84].

Оправдывался вывод Гегеля, что, как только исторические личности завершают выполнение своей «исторической миссии», тут же теряют силы и «падают, как пустая скорлупа». Поэтому Троцкий, равно как и другие «оппозиционеры», реальной силы не представлял. Они будто играли заранее написанные роли в плохой детективной драме, где главному герою (Сталину) оставалось пользоваться каждым промахом игроков. А они их делали предостаточно, будто по заказу. Если выступали, то в неподходящий момент, как сделали это Зиновьев и Каменев на XIV съезде. Причем Каменев прямо заявил в своей речи, что они знают о своем предстоящем поражении на съезде. Казалось бы, если знаешь, то зачем идешь на заклание? Оппозиционеры не умели выжидать, бросались в бой очертя голову и терпели поражения, хотя оказывались правы по многим вопросам. А когда Сталин порвал с Бухариным и взял на вооружение платформу оппозиции, то оппозиционеры не нашли ничего лучшего, как покаяться в «антипартийной деятельности», чтобы тоже принять участие в реализации нового, теперь уже «своего» курса. Сталин воспользовался их политическим романтизмом – выжал из капитулянтской готовности прогнуться «во имя дела» максимум, доведя дело до судебных процессов над ними. И так вела себя вся оппозиция – словно играла в поддавки. Если бы кто-нибудь из исследователей задался целью написать сценарий, при котором «оппозиция» заведомо проигрывала, несмотря на свою теоретическую правоту, иное поведение, чем в 1923–1928 годах, вряд ли бы удалось придумать.

Единственный, кто боролся за власть по-настоящему, был не Троцкий или Бухарин с Рыковым, а Сталин. Он ее и получил. А когда заполучил, то… реанимировал троцкизм! Но уже в своей, сталинской редакции. Причина тому состояла в том, что собственных теоретических идей у Сталина не было. Он был рационалистом и мог подметить слабости других рассуждений и развить чужие мысли. Троцкизм ему понадобился потому, что это было наступательное учение. Но так как в троцкизме (и ленинизме) его не устраивало учение о мировом социализме, то Сталин взял концепцию Бухарина «строительства социализма в одной отдельно взятой стране» и соединил с троцкистским курсом на коллективизацию и сверхиндустриализацию. Получился симбиоз из левой и правой оппозиций. Так родился «сталинизм».