– Кстати, – провыл он, размазывая по роже грязь. – Тут и правда с бабами напряженка, а! Это ж невозможно терпеть стало.

– А ты не терпи, – сказал Веник, гнусаво напевая. – Правая рука-то, поди, не отсохла!

– Почти отсохла. Так и перетрудить можно!

– Когда ты успеваешь, блядская личность? – захохотал зеленый пузырь.

Огрызок издал губами неприличный звук.

– А когда ты уснешь, тогда и успеваю. Не заметил, что в кроватке у тебя липко? – сказал Козелок, делая правой дланью однозначно трактуемый жест.

– Ну вы дерьмоеды, – сказал Крот, – че, в ваших башках больше и нету ничего?

– А нам чего надо? – удивился Козелок. – Не, оно конечно – еще бы выпивки, но где ж ее взять? В полях валандаемся, а вот если пошлют город брать или хутора, то другое дело. Там можно поживиться. Тут, говорят, нашли парни из первой два ящика шнапса ихнего, эльфьего, но его офицерье тут же экспроприировало, никто припрятать не успел. Вот че думаю, мужики! Настоящему подпеху надыть три вещи – эльфья глотка, чтоб ее резать, баба, чтобы прочищать, и бухло, чтобы оба эти занятия хорошенько спрыскивать.

– У пехтуры, треплются, маркитантки есть. Продают из-под полы то, что официально нельзя, – сказал Веник, причмокивая. – А если подмажешь бабу монеткой, то она и даст. Свои потому, гоблинши, с ними всегда с пользой перемигнуться можно. Входят в наше тяжкое положение. Раньше как было – идешь, значит, воевать. Не просто в чисто поле, а в города, деревни там. Ну и всех подряд, кто есть, того и в сарай, на круг. Но там-то свои, если что, или гномки, из человеков опять же – встречаются ого-го, вот классные телки, а здесь? Да мне хоть хрен знает какую из эльфов покажи раскрасавицу, меня блевать тянет. Чаровство там одно – глянешь первый раз на этакую куклу, и шары на лоб вылезают. А надолго запала не хватает – чего б ни делал, не встает прибор. Беда…

– Не то слово, – поддакнул обычно молчаливый Огрызок.

– Точно, брат, сто пудов… ха, я выиграл, гони монету, пузырь, твою мать… гони-гони! Так я чего говорю. Взяли мы как-то Пятно, неделю тому, вместе с чуваками из десантуры. Вас еще тогда тут не было, зеленые, в «Смердящем»-то. Ну. Потом, значит, в плен нахватали эльфюг – усадьбу они защищали какую-то. Выбрали парочку куколок, служанок, понесли в подвал. Братаны набухались, так им море по колено, я тоже для храбрости хлебнул, но когда очередь доходит, не стоит, и хоть ты вой. Проблем не только у меня случился, мне парни траву одну посоветовали, нашу, гоблинскую народную, как раз для этого дела…

Крот сумел-таки написать еще немного: «У меня тут просто полный кайф! Сегодня первый бой был – это, скажу я тебе, полный…»

– Так у тебя на нее встает или как? – спросил Козелок.

– Иди лесом, – отозвался Крот. – Я виноват, что она бабой оказалась? Не я взял бы в плен, так кто-то другой! А если она тебя сильно интересует, старичок, то иди к особистам, которые ее допрашивают. Может, договоришься, они ее на полчасика тебе отдадут. Поскребешь свой дрын, только травку народную нашу прими, а то отвращение сработает!

– Ты говори, да не заговаривайся! – рыкнул Козелок. – Об наших исконных ценностях не сметь так отзываться!

– А ты что ли запрещаешь?

– Эй, хорош! – проревел Веник.

– Не шумим, мужики, – поддержал его Огрызок. – На завтра гоб-рестлинг организуют, поэтому чтоб парок выпустить – выходите в круг.

– Много чести, – проворчал Козелок, исподлобья посмотрев на Крота. – Эй, кобылка зеленая, твое счастье, что тебя тут никто не учит уму-разуму!

– Твое счастье, – ответил Крот.

– Сядь! – Огрызок сомкнул свою лапищу на локте Козелка. Брехун опустил зад обратно, где был.

– Эй, послушайте… не, чего пишут, сбрендить можно, точно так… – Хилый вынырнул оттуда, где был все последнее время, и потряс газетой. Глазешки сверкали за стеклами очков. Хотя оправа была грязной, сами линзы ботаник держал чистехонькими. – Праздник какой-то! Я думал, что сочиняют, но так и есть!

– Откуда ты это дерьмо взял? – спросил Козелок, кивая на стопку газет. – Совсем вы, очкарики, без этого не можете, да? Тьфу!

– Мы, очкарики, любим информацию, – ответил Хилый.

– Вот же, етить твою мать! – отозвался Веник. – Вечно скажет, как в лужу пернет! Чего ты там любишь? Извращенец, что ли?

– Сам ты! Информация, сведения, данные, знания!

– Так бы и сказал! – буркнул Козелок.

– Именно так я и сказал.

– Ты по-эльфьи, что ли, читаешь? – удивился Огрызок.

– Алё! Я, по-моему, уже говорил! До войнушки я был отнюдь не чета вам, парни. Так что мне их писульки читать, как два пальца… Эти газеты были в шкафчике, в одной из пулеметных башенок. Самая свежая пятидневной давности, нечто вроде боевого листка. Называется «Вечный Свет».

– Вечное Дерьмо, – тут же переделал Козелок.

Крот перевернулся на своем спальнике на правый бок, подпер голову рукой.

Хилый пробежал глазами статью на первой полосе.

– Тут пишут о том, как войнушка идет, как эльфы побеждают, несмотря на ярость захватчиков и проклятых оккупантов…

– Ни хрена себе, – сказала Веник.

– Чистой воды пропаганда, – отозвался Хилый. – Вот тут… «…и тогда самый высокий из них, громадный головорез махнул рукой. Его подручные-мясники штыками погнали сбившихся в кучу детей и стариков к большому деревянному сараю. В жаркий день он выглядел еще более сухим и хрупким. Достаточно было одной-единственной спички, чтобы он вспыхнул. И гоблины это хорошо знали. Они гнали полсотни уже избитых и изнасилованных пленников ударами прикладов и уколами штык-ножей, хохотали над упавшими, пинали их ботинками и плевали на головы. Одну женщину схватили за прекрасные светлые волосы и подняли над землей, предложив выбор: либо она идет вместе со всеми, либо ею будут пользоваться все грязные звери в этой роте, называющие себя разумными существами. Она выбрала первое, чтобы сохранить честь. В ответ на мольбы не убивать хотя бы детей гоблины только хохотали и плевались. Один даже помочился на ползающего перед ним эльфа и велел ему уматывать к другим. Командир отдал приказ, и экзекуция началась. Какой невероятной жестокостью надо обладать, чтобы сделать такое? Разум не в состоянии вместить в себя этот ужас. Нам остается только плакать и проклинать изуверов, пришедших на нашу землю. Они явились сюда, чтобы грабить, убивать и насиловать, эти грязные звери, у которых нет в жизни ничего, кроме стремления уничтожать красоту, гармонию и добро. Кто вернет нам загубленные души наших соплеменников? Кто ответит за кровь невинных? В тот день никто не мог остановить злодейство. В тот день. Но однажды все изменится, и гоблинские палачи получат по заслугам…

Они закрыли сарай, подперли створки двери бревнами и позвали огнеметчиков. Оба не могли поверить, что командир мог отдать такой жестокий приказ, но им пришлось подчиниться под угрозой расправы. Главный садист из этой банды приказал поджечь сарай, что и было сделано… Взметнулось, ревя, высокое ослепительное пламя. Лизнули языки огнеметов сухое старое дерево, и затрещало оно, задрожало, отстреливая искры и пропитываясь смертоносным жаром. И тогда закричали согнанные в сарай пленники. Но гоблины только усмехались и поздравляли друг друга, делали ставки, как долго продержатся приговоренные. Нам неизвестно, кто из оккупантов победил, но зато мы знаем другое. Эльфы задыхались в дыму, мечась внутри полыхающего строения, бились в стены, пытались прорваться через окна. Кому это удавалось, горящим факелом бежал по высохшей траве. Гоблины закалывали беглецов ножами, потом отделяли головы, чтобы насадить их на заостренные колья…»