– Я уже поела, милая. Я не знала, что мы устроим совместный обед. Теперь мне завидно!

Я ни на секунду не поверил ее словам. Но кожа на ее лице была уже чуть зеленоватого оттенка, поэтому я не настаивал.

Для Дня благодарения такое пиршество было скромным, но все равно неплохим. По крайней мере, никто не жаловался. Мама, папа и дядя Рой разговаривали и шутили, как обычно. Линда, слишком уставшая, чтобы присоединиться, улыбалась, но почти не отводила взгляда от Кристы и Дилана.

После того как мы закончили есть, мои родители решили отвести детей на прогулку: ребята скакали как блохи верхом на пружинах в надувном замке. Это моя вина. Я забыл о побочном эффекте сладостей.

Когда их голоса затихли в коридоре, мы погрузились в жуткую тишину. Линда закрыла глаза, и я подумал, что ей хочется подремать. Но вскоре я понял, что она плачет, и испытал запоздалый шок.

– Все в порядке? – спросил я, когда дядя Рой подскочил к жене и взял ее за руку.

– Где болит, милая? – спросил он, но она отмахнулась от него.

– Ничего. Простите. Просто… я… – Она вытерла глаза тыльной стороной ладони и резко вдохнула. – Я никогда не увижу, как они станут старше. Как Дил перестанет быть малышом. И Крисси в этом платье… а однажды у нее будет выпускное платье. Я никогда ничего не увижу. Меня уже не будет. Все произойдет без меня.

Дядя Рой был практически убит горем. Я искренне пожалел, что не ушел на прогулку вместе ребятами, мамой и папой. Мое присутствие здесь совершенно не обязательно, это их личный момент. Но если я сбегу сейчас, то буду выглядеть полным ублюдком.

– Послушай, детка, есть шанс…

Она поморщилась.

– Рой, не надо.

– Есть.

– Четыре процента – не шанс, а приговор.

На ее глаза опять навернулись слезы, и она покачала головой, как собака, которая отряхивает мокрую шерсть в замедленной съемке. Будто таким образом она могла смахнуть слезы.

– Мне нужно, чтобы ты кое-что мне пообещал. Не позволяй никому говорить им, что они некрасивые. Ты тоже, Олли.

Я молча кивнул.

Ее голос захлебнулся.

– Мне говорили, что я некрасивая, когда я была маленькой. Но они – самые красивые дети в мире. Умные, веселые, творческие. Меня здесь не будет, чтобы напоминать им об этом, поэтому придется вам. Вам обоим. Ежедневно. Хорошо?

Мы кивнули. Дядя Рой продолжал сжимать ее ладонь, словно, если он ее отпустит, может случиться что-то плохое. И он едва не плакал.

Вскоре вернулись мои родители с утомившейся Кристой и Диланом в отключке (мой папа нес его на руках).

Они положили ребят на диван, чтобы те подремали, а сами взяли стулья.

– Вам не надо находиться в палате, – наконец произнесла тетя Линда. – Правда. У меня все хорошо, и я хочу поспать.

– Вот и отдохни, – сказал дядя Рой. – Мы будем рядом, когда ты проснешься.

– Нет, серьезно. Если вы уйдете сейчас, то сможете хотя бы нормально поужинать. Возможно, и без индейки, но ведь найдется что-нибудь другое, верно? А завтра вы бы принесли кусок картофельного пирога.

У нее стал такой же взгляд, который, я уверен, бывает у меня, когда я замахиваюсь на что-то маловероятное, как остатки пиццы на завтрак или прибавление карманных денег.

Взгляд, светящийся искренней надеждой, и одновременно до странного покорный.

– Нет, Линда.

– Рой, дети.

– Они не видят разницы.

– Они ждали этого всю неделю.

– Мы сможем все восполнить, когда ты окажешься дома.

– Я буду слишком уставшей, чтобы готовить, Рой…

– Я буду готовить.

– Ты не умеешь. Ты даже не знаешь, что такое паприка! Это должна сделать Кэтрин. Милая, ты…

– Нет, Кэтрин никуда не уйдет, потому что мы с детьми остаемся в чертовой палате. Сегодня – День благодарения. Они должны быть со своей семьей.

– Они сидят тут с утра, Рой. Они проведали меня. Когда они рядом, мне кажется, что я должна улыбаться, быть энергичной и следить за тем, чтобы они не волновались. Я очень старалась. Но я устала и хочу дремать, смотреть какой-нибудь плохой фильм, жаловаться и стонать, не портя им праздник. Для них этот день особенный. Пожалуйста.

Дядя Рой задумался.

– Я останусь.

– Кэти?

Мама посмотрела на тетю Линду, затем на меня и папу, а потом перевела взгляд на Кристу и Дилана.

– Я… Линда, я вряд ли смогу уехать. Если бы меня тут не было, я бы переживала и стала бы жутко рассеянной. Здесь мне лучше.

Три… два… один. Все взрослые как по команде повернулись ко мне.

Мне тоже не особо хотелось уходить из больницы, но из всех присутствующих я имел меньше всего прав быть эгоистом.

– Я… слушайте, это поможет, я буду только рад отвезти ребят в «Макдоналдс». И я привезу их сюда… или мы можем поехать домой и поиграть.

Тетя Линда впервые за день улыбнулась настоящей улыбкой.

– Олли, ты – лучшее, что со мной случалось. Я дам тебе денег, и ты разрешишь им есть все, что они захотят, ладно? Все что угодно. И плевать, если они хотят «Биг Мак» с горячим шоколадом. Сегодня никаких правил.

Дети всегда радуются «Макдоналдсу». Надо отдать клоуну должное: он умеет обращаться с уязвимой аудиторией. Любого другого мужчину средних лет в подобном костюме, заманивающего малышей игрушками, музыкой и едой, напичканной сахаром, арестовали бы, но только не старого доброго Рональда.

Когда я вырулил на парковку, Криста и Дилан буквально подпрыгивали на сиденьях. Ну, Криста точно, потому что она знала, как отстегнуть ремень безопасности.

Выключая зажигание, я заметил, что у меня мигает телефон. Сначала я подумал, что на связи мама или тетя Линда, но – но! – это был Уилл! Наконец-то, наконец-то, наконец-то.

Я посмотрел на время отправки. Сообщение пришло пятнадцать минут назад. Что ж, разумный промежуток времени. Я сфотографировал вывеску «Макдоналдса» и отослал Уиллу, сделав приписку.

Не успел я добраться до задней дверцы, чтобы выпустить Дилана, как у меня завибрировал телефон.

– Ты где? – спросил Уилл, как только я ответил на звонок.

– В «Макдоналдсе». Неплохой семейный ресторан. Ты что, никогда о нем не слышал?

– Почему в «Макдоналдсе»? У тебя сгорел дом?

– Ох, почти. На самом деле с тетей Линдой произошел небольшой несчастный случай. Все в больнице.

– Она в порядке?

– Сейчас да. Просто мы приехали туда еще рано утром, и дети голодные, поэтому… короче, мы бросили всех ради еды.