— Воля ваша, — сказал Леонардо. — И спасибо. Я постараюсь, чтобы вам ее вернули.

Куан улыбнулся, словно чувствовал недоверчивость Леонардо.

— Именно благодаря подобной системе Людовик Саксонский утверждал, что ран у нашего Спасителя было пять тысяч четыреста девятнадцать. Вы читали «Божественную риторику»?

— Признаться, нет, — страдая, пробормотал Леонардо.

— Кажется, в христианском мире книги добывать труднее, — заметил Куан, с улыбкой глядя на Симонетту. — Я упомянул эту книгу лишь потому, что в ней приводится система, похожая на мою. «Божественная риторика» дает возможность присутствовать при Распятии и пережить его.

— Но надо быть очень осторожным, потому что церковь почитает подобные книги спорными, — вмешался подошедший к ним молодой кардинал. Похоже, он особо заинтересовался Симонеттой, потому что встал рядом с ней. Сандро вежливо отступил, но лицо его вспыхнуло. — Многие наши ученейшие теологи считают подобное предполагаемое вторжение в божественные области ложными, пустыми фантазиями, а эти духовные упражнения, как их называют, — немногим лучше, чем суеверная болтовня. Если эти братья правы, то ваше представление — само по себе ересь.

Куан поклонился кардиналу.

— Это было бы огромным несчастьем, ибо тогда те, кто предшествовал мне, тоже стали бы известны как еретики: святой Фома Аквинский, милосердный целитель Августин.

Легкая насмешка и ехидное выражение, на миг тронувшее каменное лицо Куана, не укрылись от Леонардо — и от кардинала тоже.

— Кощунственно даже делать подобные сравнения, — сказал он. — У вас грешная душа, синьор, и я постараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы в будущем вам не удавалось столь свободно отравлять наш христианский источник.

Симонетта коснулась руки кардинала.

— Вы не так поняли Куана, ваше преосвященство. Он достойный человек, он радеет за Христа и заслуживает похвалы. — Она потянула его в сторону. — Не будете ли вы так добры составить мне компанию на некоторое время?

Кардинал коснулся книги, которую держал в руках Леонардо.

— Мне страшно за вашу душу, синьор художник. Она подвергается ужасному искушению.

И он ушел с Симонеттой.

В зале сильные слуги ловко сдвигали вместе секции танцевального помоста, украшенного гобеленами, статуями, со скамьями для знати. Запели рога, и на помосте появились танцоры — мужчины и женщины в откровенных костюмах персикового цвета.

Гости расступались перед Симонеттой и кардиналом. Они заняли свои места, и труппа поклонилась им.

— Идем посмотрим, — сказал Никколо Сандро.

Тот, явно расстроенный, извинился перед Леонардо и Куаном.

— Ваш друг, кажется, целиком пленен прекрасной дамой, — заметил Куан.

— Это его крест, — отозвался Леонардо.

— Кстати, о крестах, — сказал Куан. — Не хотите ли вернуть мне ту книжку, чтобы не навлекать на себя кардинальский гнев?

— Едва ли такого человека можно считать достойным служителем Христа, — против воли улыбнулся Леонардо, — но зачем вы злили его?

— Я не собирался этого делать, — сказал Куан. — Он был зол еще до того, как я привлек его внимание.

— Он может быть сильным врагом.

— Мне не нужны враги.

— Вы только что создали одного.

— Но я не задержусь в вашей прекрасной стране, мастер Леонардо. Скоро я возвращаюсь в край, где ваш красивый язык не звучал никогда.

— А где это?

— Разве вы не беседовали с мастером Тосканелли? — удивился Куан.

— О чем?

— А, — сказал Куан, словно в этом и заключался ответ.

— Откуда вы знаете маэстро? — поинтересовался Леонардо.

— Мы с мастером Тосканелли какое-то время переписывались. Обменивались книгами и кое-какими полезными сведениями. Я бывал в ваших землях довольно регулярно и, должен сказать, получил немалую выгоду от торговли со многими вашими княжествами, хотя торговля и не истинное мое призвание.

— Что же тогда?

— Я путешественник, искатель знаний, как ваш знаменитый Марко Поло. И инженер, как вы, мастер Леонардо. Маэстро добрый доктор говорил мне о вас.

Леонардо поразило, что Куан так близко знает Тосканелли, потому что только самые близкие люди называли его «добрым доктором».

— Нам суждено было встретиться, — продолжал Куан.

— А… И вы узнали об этом предначертании, «вспомнив» наше будущее? — спросил Леонардо.

Куан чуть склонил голову и улыбнулся.

— И куда вы теперь собираетесь? На родину?

— Это зависит от маэстро и от посланника святейшего султана Вавилонии, Деватдара Сирийского. Он тоже здесь, на приеме.

Куан указал на человека в тюрбане и сшитом по последней флорентийской моде костюме, которого Леонардо приметил еще раньше. Симонетта как раз представляла его молодому кардиналу. Куан засмеялся:

— Его преосвященство и Деватдар — полные противоположности.

— Что правда, то правда, — согласился Леонардо.

Когда Куан направился к помосту, где сидели Симонетта, кардинал и Никколо, мальчик оставил их и через всю залу перебежал к Леонардо.

— Пойдем, ты должен взглянуть на танцоров! Они такие легкие и прекрасные, будто сильфы. Того и гляди, взлетят.

— Судя по тому, что рассказал мне Сандро, ты довольно уже успел насладиться красотой для одной ночи.

Никколо потупился.

— Ты хочешь остаться один, маэстро?

— Возможно — на время.

— Ты все еще грустишь, мастер?

Леонардо улыбнулся мальчику и сжал его плечо.

— А ты… ты все еще боишься?

— Мне будут сниться кошмары про этого растерзанного мальчика. Но сейчас мне надо не думать об этом.

— Практичная философия.

— Именно. И тебе также не нужно думать о своей…

Но тут вдруг появилась Симонетта.

— Идем, Леонардо, время уходить, — сказала она. — Окажете ли вы — ты и твой юный спутник — мне честь, проводив меня домой?

— А как же танцы? — спросил Леонардо.

— Наш друг с Востока собрался танцевать собственный танец с его преосвященством и посланником султана, — засмеялась она. — Думаю, его преосвященство собьется с ног в заботах с нашими сановными гостями. Благодарение Святой матери церкви, по крайней мере, дела отвлекут его от несомненно духовного интереса, который он питает ко мне.

— Где Сандро? — спросил Леонардо. — Уверен, что он…

— Он приходит в себя, — перебила его Симонетта. — И думаю, нам лучше уйти, пока он не вернулся.