Мое новое судно называется «Вестник бури», и мне это кажется хорошим знамением. В том состоянии, в каком я нахожусь сейчас, мне не хватает только хорошего урагана. Враги поступят мудро, если попрячутся.

На закате мы встречаемся с «Девой» и забираем команду с провиантом. Когда ее силуэт возникает на фоне янтарного неба, у меня перехватывает горло. Я давно не видела свой корабль, свой дом, соскучилась по его скрипучим бортам, уверенному ходу и поднятым парусам. Бронн мастерски подводит «Бурю» к «Деве», а Рен перебрасывает нам канат, потом предлагает мне руку и сопровождает на палубу.

Мой экипаж – моя семья – приветствует меня, и на глаза наворачиваются слезы. В вышине Коготок кричит и устремляется вниз с такой скоростью, что я едва успеваю поднять руку, на которую и усаживается этот громадный морской гриф. Я соскучилась по ним больше, чем они могут себе представить. Больше, чем сама того ожидала.

Я переживала, что мое слишком долгое отсутствие приведет к беспорядку, однако палуба безупречна, все снасти разложены по местам. А мой экипаж выглядит расслабленным, как по команде «вольно». Приятно видеть, что хоть здесь мои злоключения не вызвали никаких проблем.

– Симпатичный кораблик. – Ана, боцманша, присоединившаяся к нам после битвы с Адлером и морскими хищниками, бросает восхищенный взгляд на нашу добычу. – Были трудности?

– Не с кораблем, – отвечаю я. К нам одним прыжком присоединяется Бронн. – Но одна трудность есть.

Заставив Коготка перебраться на снасти, я рассказываю всем о Феррисе, о том, что он совершил, и о карте, которая может привести нас прямиком к нему.

– Что собираешься делать? – спрашивает Рен, когда я замолкаю.

Свой первый взгляд он бросает на Бронна, потом тут же смотрит на меня, и я делаю вид, будто ничего не заметила, но осадок остается. Возможно, меня все-таки не было слишком долго.

– Этот Феррис у меня уже в печенках, – говорю я, слегка переступая так, чтобы оказаться впереди Бронна. Возможно, команде требуется напомнить, кто их капитан. – Мы не можем упустить такую возможность.

– А как же твое дело? – напоминает Харли. – Ты ведь не просто так раздобыла второй корабль.

Разумеется, она права, и я мгновение мешкаю, не зная, какой из двух путей выбрать.

Ладонь Бронна ложится мне на плечо.

– Почему бы тебе не оставить Ферриса на Харли и Рена? «Дева» гораздо лучше приспособлена для сражения, и в их умении сомневаться не приходится. Доверь им защиту Островов, пока мы будем выполнять твою задачу.

От так же прав, как и Харли, и все же я внутренне противлюсь этому решению. Возможно, потому, что мне не дали принять его самой, а может, и потому, что стоило Бронну это сказать, как команда одобрительно закивала, будто его слово – закон. Я ощущаю в груди совершенно реальный укол зависти.

– А вы готовы взвалить на себя эту ношу? – обращаюсь я к своим двум заместителям.

Обоих задевает уже одно то, что я об этом спрашиваю.

– А для чего же мы тогда нужны, капитан? – отзывается Рен.

– Вопрос решили. – Я поворачиваюсь к Бронну. – Начнем приготовления?

– Есть, капитан. Мы будем готовы к отплытию в течение часа.

– Очень хорошо.

Пока Бронн и команда принимаются за работу, я прохаживаюсь по палубе, поглаживая пальцами поручни. Мне не хочется снова покидать свой корабль. Грызущее ощущение где-то внутри предупреждает, что, если я брошу «Деву», то могу никогда больше ее не увидеть.

Гоня прочь темные мысли, я улыбаюсь Змеям, трудящимся на палубе, приветствую их, спрашиваю, как у них дела, пытаюсь воссоединиться со своей семьей, прежде чем придется снова прощаться. Я столько времени и сил потратила на единение команды после смерти Адлера, на изменение общего настроя, на создание нашей новой роли в жизни островов. Однако старые привычки умирают не сразу, особенно среди убийц, и я могу лишь надеяться на то, что с таким трудом добытая гармония не окажется слишком хрупкой, не расстроится без меня и Бронна.

Обойдя нижние палубы, осмотрев весь корабль и не обнаружив никаких недостатков, я оказываюсь у себя в каюте.

Едва я толкаю дверь, меня обдает волна затхлого воздуха, и я неожиданно успокаиваюсь. Никто не пользовался капитанской каютой в мое отсутствие, и, хотя я совсем не против, если бы этим кем-то оказался Бронн, есть нечто обнадеживающее в том, что даже его здесь не было.

С тех пор как я убила Адлера, я изо всех сил старалась очистить от него это помещение. Были выброшены мерзкие сосуды с частями тел, а вместе с ними и все прочие жуткие трофеи, собранные им. Воздух стал лучше благодаря бесконечным уборкам, цветам, жжению трав и обильному притоку свежего воздуха. Сейчас осталось лишь два напоминания о нем. Во-первых, это Коготок, хотя сегодня его насест пустует, поскольку он следит всевидящим оком за приготовлениями снаружи. Другая – стол.

Возможно, мне стоило бы оторвать его от досок и вышвырнуть за борт – пусть себе утонет без следа. Но он настолько красиво сделан, что я так и не смогла решиться на это.

Кроме того, место, где сидел Адлер, напоминает мне о еще одной цели – о том, кем я не должна стать.

Опускаюсь в кресло за столом и смотрю на выдвижной ящик, на четыре словечка, вырезанных в дереве. Я увидела их впервые, когда стала капитаном и заняла его место. Раньше я понятия не имела о том, что Адлер жил под девизом или по кодексу.

Дерись грязно. Убивай быстро.

Это на него похоже.

Отворачиваюсь и окидываю взглядом комнату. Я не чувствую ее своей, эту каюту. И не только потому, что все здесь связано с Адлером. Скорее, я ощущаю, что она предназначена не для меня. Что я зря ее занимаю.

Я капитанствую не по праву.

Да разве настоящая Гадюка допустит, чтобы бандиты наворачивали вокруг нее такие круги? Я не уничтожаю своих врагов, не приношу мира, а над Островами нависла угроза больше прежнего. Мне на память снова приходят образы сгоревшей плоти. Какими же перепуганными должны были быть эти люди в свои последние мгновения! Какими одинокими! Мне до боли хочется поймать врагов и причинить им мучения, желание расквитаться с ними непреодолимо. Отчаяние и ненависть сливаются в горькую желчь, я выхватываю кинжал и поверх адлеровских слов вывожу свои:

Бей первым. Умирай последним.

Вот чего хочет эта Гадюка. Вонзать клыки в своих врагов, кусать сильнее, чтобы глубже распространился яд. Биться до самого конца. И если падать, то последней.

Стоило мне запечатлеть этот сарказм в дереве, как злоба отступает, и я смотрю на надпись с грустью. Что со мной творится? Раньше мне хотелось только мира. Я стремилась защитить, оборонить, объединить. Вот наследие, которое я желала бы оставить своему преемнику, если мне не суждено вернуться. Когда же я стала настолько циничной?

В тот миг, когда некто вонзил свой нож в грудь Торина и вырвал будущее из наших рук.