Внимание к «Шерхану» соответствующих органов привлекло большое, очень грамотно и доказательно написанное анонимное письмо, полученное непосредственно Первым департаментом МВД и адресованное лично В. И. Грязнову… Докопаться до автора, явно знавшего Вячеслава Ивановича, так и не удалось. Однако по меньшей мере один факт, фигурирующий в анонимке, подтвердился: некий пьющий гражданин Лютиков, коренной москвич, оказался за чертой сотого километра области, в глухой деревушке Тверской губернии, стараниями сотрудника фирмы «Шерхан» Анатолия Владимировича Глухова.

В означенную деревушку Глухов приезжал до этого в поисках лиц, нуждающихся в удобрениях, но, по свидетельству ее жителей, гораздо больше интересовался пустующими домами и их хозяевами…

В Москве к гражданину Лютикову Глухов подсел просто так в пивнухе, для разговора. А какие беседы могут быть у пьяницы, только что в очередной раз уволенного за пристрастие к бутылке из ближайшего шиномонтажа? Исключительно о несправедливости судьбы и хроническом безденежье. Анатолий Владимирович посочувствовал обиженному на всех и вся Лютикову, как утверждала впоследствии жертва на дознании, исключительно из человеколюбия, предложил тому новое место жительства в обмен на приличную, с точки зрения пьяницы, сумму денег плюс проплата неподъемного для того долга за квартиру. Лучше деревня, чем вообще остаться без крыши над головой! Ведь по нынешним временам и выселить могут, запугал его Глухов, не посмотрят, что квартира приватизированная, досталась в наследство от покойной мамаши. Или возьмут под залог, а после продадут за долги, что одно и то же!

Словом, придраться к действиям обуянного приступом человеколюбия Анатолия Владимировича Глухова возможным не представлялось. Да и свидетелей, кроме пострадавшего, не нашлось. Зато сама личность этого господина, которому еще и сороковника не сровнялось, заинтересовала тогда следователя Семынина, ведущего дело «Шерхана», настолько, что он зарядил оперов собрать о Глухове как можно больше сведений.

— Он, Саша, — рассказывал Турецкому Яковлев, — блестяще, говорят, косит под человека верующего!

— Почему считаешь, что косит? Может, правда верующий?

— Да ну, что ты! — не согласился Владимир Михайлович. — Во-первых, ни один верующий не станет, сидючи перед следователем прокуратуры, при каждой паузе креститься. Православные не любят креститься на людях без особой нужды, я спрашивал у осведомленных людей, это считается искушением окружающих… Во-вторых, по-настоящему верующие люди с женами, да еще при наличии двоих маленьких детишек, не разводятся. А он развелся, еще четыре года назад, и, насколько удалось выяснить, алименты платит курам на смех: у него официальная зарплата сто долларов, веришь? Но даже не это главное!

Главным оказалось действительно другое.

Анатолий Владимирович Глухов коренным москвичом не был. Жителем столицы он стал за десять лет до того, как было возбуждено уголовное дело по «Шерхану». Способом самым популярным — благодаря женитьбе на засидевшейся в девицах дамочке, старше его на семь лет… Брак, правда, продержался довольно долго и фиктивным, если судить по детям, не был. О причине развода Глухов и его бывшая супруга говорили фактически одно и то же, если не считать эмоций: за год до разводного процесса Глухов начал процесс «перетаскивания» в столицу своей матери и сестры. Жене, только что родившей второго ребенка, это не понравилось категорически: квартира небольшая, а народу муж навез целую кучу! У сестры еще и дочка десятилетняя, к которой ее папа, тоже разведенный, изредка наведывался из Узбекистана, откуда Глухов и перевозил родственников. Словом, после серии громких скандалов, на которые Анатолий Владимирович плевать хотел, супруги расстались.

Жена, как выяснилось, трудилась всю жизнь в домоуправлении и успела за эти годы перевести на свое имя еще одну квартиру, оформленную на отца — инвалида войны, собственно говоря им и полученную. Вот туда она и перебралась с детьми, оставив супруга с его родственниками жить всем колхозом в старой хрущобе. А папа-инвалид был отправлен уже к ее родичам в далекий Симбирск, где и помер спустя полгода. И хотя Глуховы официально были уже в разводе, на вопросы о деятельности бывшего мужа Анатолия мадам Глухова отвечать отказывалась — «не знаю», «не помню». И никакой ненависти бывшие супруги тоже по отношению друг к другу не испытывали — по словам немногочисленных свидетелей.

Тем временем среди родичей Глухова началась эпидемия бракосочетаний. Вначале вышла замуж шестидесятипятилетняя мамаша — за запойного алкоголика. Затем еще за одного такого же монстра — сестра. Нет нужды говорить, что оба были владельцами квартир: у первого — однокомнатная неподалеку от МКАД. У второго — тоже на окраине, но зато двушка. Ни одна из новоиспеченных жен перебираться к супругам не спешили, хотя прописки по новому месту жительства оформлены были сразу.

Спустя год первым помер муж матери Глухова. После очередного длительного запоя, решив отправиться за опохмелкой, он не сумел открыть внезапно испортившийся замок, в итоге у старика не выдержало сердце, и соседи долго искали его «пасынка» Глухова, чтобы сообщить, что из-под двери их и без того беспокойного соседа подозрительно пахнет уже не просто мочой, а падалью, а сам хозяин на звонки не откликается… Никто из соседей так и не вспомнил, был ли Глухов у несчастного старика, перед тем как случилось несчастье: труп не сумевшего открыть дверь алкоголика провалялся в квартире не меньше недели, прежде чем соседи заподозрили неладное. Что ж, история неоригинальная. И все бы ничего, но через несколько месяцев в точности такая же произошла с мужем сестры, который стариком не был, а был, напротив, довольно крепким мужиком, слегка за пятьдесят. Судя по всему, он пытался выбраться из квартиры, ободрав обивку с незадолго до этого поставленной Глуховым металлической двери. Замок оказался в порядке, а вот ключа к нему так и не нашли — за исключением того, который имелся у приходящей к нему изредка жены. Ее тоже искали долго, но соседи отзывались о сестре Глухова хорошо: мол, сумками таскала мужу продукты примерно раз в неделю. А что жила у брата — так ведь каково с запойными-то под одной крышей? Да еще с ребенком. Уж как он ее охмурил, как бедная женщина не обнаружила, что выходит замуж за алкаша, — неизвестно. Но ведь не бросила его, жалела вон даже, опять же еду постоянно возила…

Турецкий внимательно слушал рассказ Яковлева-старшего до тех пор, пока тот вдруг сам не оборвал себя:

— Слушай, Саня! Какого черта я тебе лекцию читаю? Мне что, совсем делать нечего? И ты тоже хорош, притих, понимаешь, слушаешь… Хочешь знать подробности, звони в горпрокуратуру… Или Вовке моему, он с тем Семыниным, по-моему, занимался твоими жуликами! Ну нахал! Подлизался, а я уши развесил! Как Ирина-то?

— Все в ожидании, Володя. Волноваться нельзя…

— Ну да, а нам можно… Ладно, увидишь, привет передавай. Скажи, если что, мы ее всегда в свой коллектив с удовольствием примем. — Скажу, но, думаю, не скоро теперь. Даже если сама захочет. Привет!

Следующий звонок Турецкий сделал Яковлеву-младшему, потому что звонить Семынину смысла не было: тот отсутствовал в Москве, в городской прокуратуре сказали, что вернется только на следующей неделе.