Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Я теперь пенсионер. Персонального авто, сама знаешь, нету. Проси Петра.
– Я твоему Петру не начальник. Сам проси. – Ответила Варя и, поджав губы, отбыла на кухню.
– Кстати, Петро, брал бы Надюху с ребятами, и махнули бы ко мне. Все равно завтра у всех пьянка. В городе делать нечего. А заодно и Варины заготовки прихватишь.
Мужчины уединились в кабинете. Генерал открыл книжный шкаф, пошуровал за подписными томиками, извлек бутылку любимого коньяка и две серебряные стопочки.
– Я совсем и забыл, что завтра праздник. Теперь вроде его отмечать не принято. – Усмехнулся Петр.
– Принято, только обозвали наш революционный праздник «днем примирения». Совсем отменить боятся. Вот подохнем мы, те, кто день Великой Октябрьской революции чтил главным праздником года, и отменят… – Грыжин разлил коньяк и поднял стопку:
– По первой, не закусывая.
– Мне же еще домой ехать… – Вздохнул Ерожин, но чокнулся с генералом и медленно влил в себя янтарную обжигающую жидкость.
Грыжин выпил залпом, крякнул и погладил живот:
– Хорошо пошла. Тепло стало…
– Коньяк твой, батя, всегда хорошо идет.
Генерал похвалу отметил, но отвлекаться не стал, а продолжил свою мысль:
– Согласись, Петро, раньше люди не так жили. Совести больше, боязни закон переступить. Бешеными деньгами никто не похвалялся. Профессиями гордились, орденами, а теперь ради денег готовы мать родную зарезать…
– Бандитов всегда хватало. – Вяло возразил Ерожин.
Разговоры на тему государственного строя он не любил.
– Конечно, хватало. Но согласись, таких изощренных, циничных преступлений, как теперь, при Советах не вспомнишь. Вот возьми, хоть наше теперешнее расследование. Надо же такое придумать?! Заманивать мужиков на любовь, а потом в землю. Но скоро попадутся голубчики. Раз органы их в лицо видели, да еще машину засекли, долго гулять не будут.
– Не уверен, что Волков на них быстро выйдет. Номера машины камера наблюдения не отразила. А по лицам, батя, сам знаешь, можно искать долго.
Грыжин не ответил, поднялся, пошел к двери, открыл ее и крикнул:
– Варя, скоро ты? Мы же как-никак с работы… – И вернулся за стол: – Ты говорил, что бухгалтерша на кладбище машину видела. Лимузином называла. Может, опознает…
– Все может быть…
– Уже пьете?! Не терпится нализаться… Праздник-то завтра. – Варя внесла поднос с холодцом, винегретом и нарезанным лимоном.
– Мы не пьем, мы, Варя, беседуем. А беседа двух русских мужиков на сухую не идет. А за лимончик спасибо. Умница.
– Ладно, уж, не подлизывайся. – Смягчилась домработница: – Вы потом на кухню зайдите, горячего налью. На сухомятке жить негоже.
– Спасибо, тетя Варя, от вашего супчика никогда не откажусь… – Подмазал домработницу Ерожин. Он не кривил душой. Супы Варя готовила отменно.
Грыжин проводил Варю взглядом до дверей и, как только она вышла, быстро разлил коньяк:
– Давай теперь под закусочку.
Петр хотел, было отказаться, но раздумал и чокнулся с генералом:
– Змий ты, батя, искуситель.
– Да, так вот о машине. Как она называется?
– Ты про модель? – Уточнил Ерожин.
– Да-да, про модель…
– Крайслер это. Дорогая машинка.
– И думаешь, их в Москве так уж и много?
– Не очень. Но несколько десятков может быть.
– Несколько десятков, а цвет? Все серые?
– Нет, наверное.
– Значит, уже искать легче. Ты винегрет пробуй. Варя плохого не принесет…
Ерожин послушно ковырнул винегрет вилкой:
– Надо в Гжель ехать, Сергея искать. Не думаю, что это большой город. Там все друг друга знают. А жених погибшей Крестовой может сразу следствие сильно подвинуть.
– Тебе, Петро, туда ехать не нужно. Глеба пошли. Он парень деревенский, с народом общий язык легче найдет.
– Неплохая мысль. – Согласился Петр: – Пускай сразу после праздников и пилит.
– Нет, дай день работягам отойти. Седьмого все упьются, восьмого опохмелятся, а девятого в самый раз. Народ еще расслабленный, работать не хочет, а потрепаться рады.
– Под каким видом его посылать?
Грыжин разлил снова и поднял рюмку:
– Давай, Петро, после праздников посидим в офисе и решим, как да чего. А сегодня и завтра будем отдыхать. Ты и так забегался. – Грыжин выпил, отследил, когда выпьет Ерожин, закусил лимоном и, поморщившись, напомнил:
– Ты насчет завтра не ответил. Поедите с Надей ко мне на дачу? Ты уж уважь старика.
– Надя хотела Шуру и Алексея к нам пригласить. Неудобно ей отказывать.
– Можно и их прихватить, да в твою машину все не поместятся.
– У Ростоцкого микроавтобус. Туда десять человек запихнуть можно.
– Тогда, Петро, нет вопросов. Алексей родной отец Нади, а Надя мне за дочку. Соберемся родней на генеральской даче, как в день Великой Октябрьской Революции и полагается… Посидим, выпьем, закусим, песни наши споем, а к вечеру баньку… – Размечтался Грыжин, не забывая при этом наполнить рюмки. Ерожин больше не противился. Он решил ехать домой на такси.
* * *
7 ноября 2004 года
По Тверской шли пожилые люди с красными флагами. Несмотря на праздник, который они считали своим, лица большинства демонстрантов оставались строги. Лишь в одной из колонн старушка, надевшая по случаю торжества все имеющиеся у нее награды, пела неприличные частушки. В них она клеймила новые порядки и новую власть. По раскрасневшемуся лицу пожилой женщины было заметно, что она успела отметить праздник традиционным русским способом. Молодые гуляки, что шли навстречу колоннам, и видимо, вовсе не разделяли марксистских убеждений марширующих, указывали на старушку пальцами и выдавали непристойные шутки в ее адрес. Но женщину это вовсе не смущало. Она пережила на своем веку столько нужды, горя и издевательств, что детям демократии трудно было в этот список что-нибудь добавить.
Колонны двигались нескончаемым потоком. Коле Маслову надоело пережидать демонстрантов. Он обернулся к молоденькому лейтенанту дорожной службы, что сидел за рулем:
– Давай, Саша, хоть по бульварам прокатимся. Отсюда, даже если и поступит сигнал, час будем выбираться.
– Солдат спит, служба идет. – Улыбнулся Саша, но завел машину, и они кое-как развернулись.
Помимо водителя Саши и майора Маслова в салоне, на заднем сидении, крепко спал капитан дорожник Вахрамеев. Понимая, что присутствие майора из другого ведомства резко снижает шансы на заработок в виде мзды с нарушителей, Вахрамеев решил использовать дежурство для отдыха.