Стоп, туповато сказали крестьяне, услышав новость. Эти земли мы уже два года как поделили и пашем! Делили свои Советы, по справедливости. Поливали своим потом. За эту земельку кровь лили, били немцев, и офицеров, и панов, и гетмана, и Петлюру. Чего это — отдавать обратно государству?

А уж вот-то хрен вашему государству! — злобно сообщила вольная анархическая республика. Сами решаем, как жить!

В порядке симметричных политических мер в Гуляй-Поле собрался 3-й же Съезд Свободных Советов селянских депутатов — то есть съезд махновской республики. Батько сидел в президиуме. Президиум призывал прекратить матерные выступления, хоть бы и верные по существу.

Съезд попомнил большевикам и чрезвычайки с их расстрелами, и реквизиционные отряды для выгребания зерна, и диктатуру, и, короче, на резолюцию коммунистического съезда наложил свою: «Отказать!»

А вот это уже был бунт. И товарищи Ленин, Троцкий, Свердлов и компания стерпеть такого не могли.

Дыбенко прислал телеграмму, что съезд контрреволюционный.

Троцкий прислал приказ готовиться к походу на Румынию.

Нарком продовольствия с чудной фамилией Цюрупа прислал продотряды с телегами.

А вот патроны присылать как-то перестали. А они расходовались в постоянных боях с белыми и петлюровцами по рубежам махновской республики.

Разведки работали хорошо. Линий фронтов как таковых не было. Люди ездили туда-сюда. Поезда ходили непредсказуемо, но обычно достигали пунктов назначения, даже в областях враждебной власти.

Деникин ударил в стык Южного фронта красных и армии Махно. И расслабившиеся повстанцы, оставаясь без патронов, отступали и таяли в воздухе, возвращаясь в облик разрозненных мирных селян. Наступление белых катилось на север могуче и неостановимо, как цунами.

Перед белым цунами катился мутный и жуткий вал слухов. Казнят, режут, вешают, насилуют! Казаки, кавказские конники, белые чехи и мстительные офицеры. Население снималось с нажитых мест и забивало дороги обозами со скарбом. Повстанческая армия задыхалась, зажатая в пробках.

Белые взяли Николаев! Екатеринослав! Харьков!

На станции, где был телеграф, Троцкий слал отчаянные и грозные телеграммы Махно: комдиву Махно всеми частями отходить на север! Оборонять Красную столицу — Харьков! Сохранять линию фронта!

На второй станции Махно телеграфировал о невозможности. На третьей — о несогласии повстанцев, где народ решает все. Наркомвоенмор разъярялся, и на четвертой станции телеграфист, обмирая и гогоча, под диктовку Махно послал товарищу Троцкому телеграмму затейливо матерную.

На пятой станции Троцкий объявил Махно вне закона. Как труса, дезертира, грабителя и нарушителя военных приказов.

И тут. И тут. И тут. Гигантский махновский табор, отбивающийся арьергардами от белых и кочующий на запад, пересекся с огромным красным табором, отбивающимся арьергардами от белых и кочумающим с южных Крыма и Одессы на север. Комдив и Краснознаменец № 4 Махно почти лично встретился с пересекающим его путь комдивом и Краснознаменцем № 2 Якиром.

Справедливость требует констатировать, что сын батрака неслабо вломил сыну провизора. Обоих подгоняли белые, так что разборка носила черты несколько суетливые. Все части красных в зоне своей досягаемости махновцы разоружали; желающие могли вливаться в армию повстанцев, а были красноармейцы теми же крестьянами, мобилизованными под страхом расстрела семей… Командиры и комиссары расстреливались. То есть: красный поток, встречая пересечку махновского потока, переставал существовать. Сам Якир пробился с железным батальоном любимых бойцов — наемных китайцев-пулеметчиков.

Красные фронты Украинский и Южный развалились и исчезли.

От гигантской армии Махно осталось несколько тысяч… Прочие не то чтобы даже погибли — нет: регулярная армия уничтожает сбродное ополчение в основном методом рассеивания: ударить и разогнать, чтоб собраться боялись.

История Гражданской войны без еврейского вопроса — как суп без приправы: всё главное есть, а вкус какой-то неполный.

При подавлении ноябрьского 1917-го года восстании юнкеров в Москве был расстрелян и штабс-капитан Виленкин — георгиевский кавалер (мелочи!) и председатель общества отставных офицеров-евреев Георгиевских кавалеров (что важнее). Именно в порядке мести за этот расстрел член партии эсеров Леонид Канегиссер (еврей) казнил (застрелил) председателя Петроградской ЧК Моисея Урицкого (еврея). Так что не в национальности счастье.

Поскольку не все революционеры были евреями, и не все евреи были революционерами, то отставное общество составило свое мнение о происходящем. Весной 1918 года группа офицеров, дошедших среди прочих на Дон, представилась Антону Ивановичу Деникину с обычным ходатайством: русские офицеры желают под его началом сражаться с большевистскими варварами-узурпаторами; то есть мы, русские офицеры еврейской национальности, вместе со всеми. Деникин был человек не сильного характера и деликатный: он долго благодарил и покашливал. И в результате отказал под благовидным предлогом двоякого характера: поскольку на Дону много антисемитов среди казаков, то и Деникина могут не так понять, что нанесет ущерб числу и сплоченности его войск, и за офицеров тревожно, могут несознательные казачки зарезать ненароком, что будет ужасно. Спасибо, господа, по клон вам, и идите с Богом, живите счастливо, как сможете. Сочетание еврейской национальности и белогвардейских взглядов, в силу исторического момента, вдвойне гарантировало все несчастья. Если одни не зарежут как евреев, то другие расстреляют как офицеров.

Теперь о Махно. Друг и контрразведчик Лева Задов был еврей, и главный анархист-теоретик дядя Волин (Эйхенбаум) был еврей, и товарищ председатель Гуляйпольского Совета Коган был еврей, а также евреи сочиняли махновские листовки и печатали махновские газеты. Махно не боялся повстанческих недовольств по поводу еврейского вопроса: он ничего не боялся, а расстрелы производились молниеносно. На царской каторге хорошо учили интернационализму. А истинный анархизм, и анархосиндикализм, и анархокоммунизм, отрицал вообще любые различия меж людьми: нет государств, нет религий, нет национальностей, а есть только свободные трудящиеся, и они братья, и непримиримые враги всем, кто против.

— Так что товарищи трудящиеся евреи. Вот мы с товарищем Волиным и товарищем Задовым считаем, что не стоит распределять вас по разным частям. Да в нашей анархической армии никто никого и не распределяет. Вы друг друга хорошо понимаете, промеж вами есть доверие. Значит. Принято решение! Организуется еврейская рота. Вы с конями, я так понимаю, не очень привычные. И не надо. Кучера есть? Конечно. Значит. Пару тачанок вам выделим. Телеги там если что для передвижения берите свои, у кого что есть: у нас так заведено. Численность — как по обстановке. Но я так понимаю, что штыков до трехсот поставить можете? Вот и давайте.

— Командира себе выберете сами, но мы в общем одобряем Александра Тарановского. Он воевал, бывший унтер, опыт имеет, и в боях повстанческой армии хорошо себя показал как стойкий и беззаветный боец. Думаю, можно голосовать.