— Господи… мне так жаль. — произнесла я одними губами. Но мои же слова показались мне слишком глупыми. Что вообще можно сказать в такой ситуации?

Напротив меня сидел мужчина, потерявший свою жену. Чуть не потерявший ребенка. И все это произошло по вине моего отца…?

— Но… Как…? — не могу сформулировать ничего, что напоминало бы внятный вопрос.

Босс хмурит брови и отрицательно качает головой.

— После было еще очень многое. Мы достаточно воевали с твоим отцом. В конце концов, я понял, что у меня есть сын, и я должен обеспечить его безопасность. Тогда я и переехал за границу. Я рассчитывал, что история с Бергманом осталась далеко в прошлом. Но судьба вновь столкнула нас. — еще один большой глоток виски, и я внимательно наблюдаю как маленькая капелька напитка стекает по его губе и теряется где-то в небрежной щетине. — Тогда, в больнице, когда он увидел меня возле твоей кровати, скорее всего подумал, что я вернулся отомстить. И действовать буду через тебя.

Воздух, на целую минуту застывший в легких, с шумом выходит. Беру стакан с водой дрожащими пальцами.

Сейчас у меня не самое лучшее положение, чтобы узнавать шокирующую правду о своем отце. Но рано или поздно, это все равно бы случилось. Вот почему он так испугался, увидев начальника у меня в палате. И испугался скорее всего не за меня, а за то, что я узнаю о его поступках… Низких, гнусных поступках…

— Но ты должна знать, Амина. Я не собираюсь мстить ему. Ты здесь ни при чем.

Киваю головой и отвожу взгляд в сторону.

Мне нужно хотя бы пару минут, чтобы переварить все это. Ощущение, будто я силой вталкиваю в себя какую-то гнилую пищу и пытаюсь проглотить.

— Прости, что ты так об этом узнаешь. — в тоне мужчины действительно слышится искренность и я растерянно хлопаю глазами.

— Как ты вообще…? Как ты справился с этим? — тихо спрашиваю я.

— Прошел через ад, чтобы оставить прошлое в прошлом. — сухо отвечает начальник.

— И после всего… Ты все равно… Я же его дочь… — у меня нет подходящих слов, чтобы что-либо спрашивать, но я должна выяснить все.

— Да. — мужчина не сводит с меня прямого взгляда. — Ты не в праве отвечать за поступки твоего отца.

Кусаю губу от волнения.

— Я… Отец все же кое-что мне сказал… — опускаю глаза в пол. Как я должна спросить у него это, после всего, что услышала?

Но делаю глубокий вдох и прикрываю глаза на секунду.

— Он сказал, что ты женат. Это правда?

Честное слово, если он продолжит молчать еще хотя бы секунду, то я начну рожать от волнения прямо тут.

Но мужчина сканирует меня пронзительным взглядом, миг за мигом продлевая мучения.

Почему для меня это так важно? Этот вопрос терзает меня последние сутки, занимая значительное место в голове.

Я боюсь себе признаться, что влюблена. Получив такой масштабный ожог в прошлых отношениях, тяжело открыться вновь. Я закрылась. Я трусиха. Я боюсь быть откровенной даже сама с собой.

Но стоило мне сегодня взглянуть в глаза этого мужчины, и я поняла, настоящая сила в том, чтобы не бояться обжечься или пораниться. Настоящая сила в том, чтобы смело идти навстречу новому, это и есть сама суть. Сама жизнь. Вечно бегая от эмоций, ты всего лишь существуешь, будто проживаешь черновик, без возможности исправлений. Будто заранее выбираешь самое пресное блюдо, лишь бы ни ошибиться, ни нарваться на невкусную еду, пробуя что-то новое.

И я готова к любому ответу. Здесь и сейчас. Лишь бы не мучатся больше в неведении.

— Амина… — тихо произносит он, выуживая из полки стола пачку сигарет. Перевожу взгляд на его пальцы, которые проворно берут сигарету. Звук зажигалки, и вот, из губ мужчины уже выходит сизая струйка дыма. Я не знала, что он курит. Это его не портит. Ему это даже идет.

Когда хрупкая сигаретная душа была опустошена наполовину, мужчина продолжил:

— Тяжело объяснить. — мрачный выдох вновь наполнил воздух ментолом.

— Значит, да? — я не могу уловить ни одной четкой эмоции внутри, все расплывчато, будто кто-то перемешал все возможные чувства, превратив их в нелицеприятную кашу.

— Да. — его глаза обрели темно-карий оттенок. Переливаясь грустью и сожалением, они смотрели прямо на меня.

— Я женат, ты беременна. Не очень-то хорошая пара из нас выходит, да? — печальная усмешка срывается с губ.

Я ждала, что он пустится в объяснения.

Но он молчал.

И я тоже не знала, что сказать. Обвинять слишком низко, а пытаться что-то выяснить — ущерб для гордости, от которой и так не многое осталось.

— Презираешь меня? — мужчина стер грустную улыбку с лица и маленькие морщинки вокруг его губ тут же разгладились.

— Нет. Просто не понимаю. — наверное в моем взгляде все же сквозило осуждение, и я не могла его скрыть.

Я выдыхаю, и все внутри неожиданно, за долю секунды, наполняется злостью.

Какого черта тогда все это было!?

С грохотом отодвигаю стул, и встаю.

Головой понимаю, что, может, и стоит его расспросить, узнать об истинных причинах, вместе найти решение, но эмоции берут верх.

Вся нервозность, накопившаяся за последние дни моментально выходит наружу бешеным сердцебиением и сжатыми от злости кулаками.

— Амина! — тут же воскликнул мужчина, пожирая меня взглядом. На этот взгляд я и повелась. Больше такого не будет.

Дверь в кабинет распахнулась, и мы оба тут же перевели взгляды на застывшую в проходе девушку.

Молодая особа тут же окинула меня взглядом. Впрочем, как и я ее.

Вряд ли это сотрудница компании. Слишком яркий маникюр, слишком пафосный наряд, нарощенные белокурые волосы в купе с рядом искусственных ресниц создают просто вырвиглазную красоту. И вот бывает же такое, с первого взгляда видишь, что человек вложил в свою внешность не один десяток красных купюр, а эффект больше отталкивает, нежели заставляет восхищаться. Может это моё субъективное мнение и мужчинам такое действительно нравится?

— Милый, и почему это мы трубку не берем? — щебечет блондинка, усердно хлопая ресничками.

Милый?

Я тоже хлопаю глазами, но от удивления.

Перевожу взгляд на начальника. Вопросительно поднимаю бровь.

— Ну что, Амина. — мужчина слегка улыбается. Он вообще хоть когда-нибудь теряет самообладание? — Познакомься, это моя жена.

Девушка скривила отштукатуренное личико, чем-то явно недовольная.

А я не свожу глаз с мужчины и на секунду улавливаю во взгляде ироничное извинение.

В помещении повисает напряженное молчание.