— Вроде ничего, — удивленно ответил Скосарев.

— А вот мы сейчас проверим: ничего или хорошо. Толик у нас отменный терапевт. Толик, пощупай у товарища поджелудочную.

Скорее по интонации, чем по смыслу произнесенных слов понимая, что надо делать, Толик подвинулся к Скосареву почти вплотную и резким коротким тычком воткнул свой огромный кулак в живот Алексея. Издав какой-то непонятный звук, что-то вроде «ик», таможенник сложился пополам и осел на табуретку. Толик повернулся к Павлу и, увидев в его глазах одобрение, сверху двумя широченными ладонями, рубанул Скосарева по ушам. Взвизгнув от боли и прижимая руки к разрывающимся после удара ушным раковинам, тот рухнул на пол.

— Э-э, да ты сегодня в плохом самочувствии, — сказал Паша. — Видишь: и живот болит, и уши, и на ногах держишься плохо. Толик, подними товарища, видишь, он совсем обессилел.

Подхватив Скосарева под мышки, Толик встряхнул его обвисшее тело и водрузил обратно на табуретку.

— Ну, что, Алешенька, может, расскажешь нам что-нибудь интересное?

— Что, что? — просипел Скосарев.

— Ну, что-нибудь, что знаешь, вдруг что-нибудь новенькое в голову придет. А то смотри: Толик ведь еще ни почки не проверил, ни как у тебя суставы устроены. Он ведь на все руки мастер. Хочешь в этом убедиться?

— Нет, не надо, не надо, — забормотал Скосарев, уползая вместе с табуреткой в угол маленького кухонного пространства.

— Ну, не надо так не надо, — согласился Павел. — Начинай тогда.

— Да вы толком объясните: что?

— Ну, например, давно ли ты беседовал с нашим общим знакомым.

— Каким знакомым?

— А тем, которого ты в Лондон отправил.

— Я же говорил: у меня с ним связи нет, односторонняя.

— Односторонняя. Понимаю. Толик, мне кажется, что левая рука у Алеши как-то неправильно поставлена. Ты бы посмотрел.

Толик, стараясь придать своему лицу озабоченное выражение, стиснул скосаревскую пятерню в своей и начал медленно выворачивать таможеннику кисть. Алексей, скривившись от боли, делал вялые попытки вырвать свою кисть из лапищ бандита, но вскоре понял, что все попытки бессмысленны и, заскулив, забормотал: «Скажу, скажу, только отпусти, не ломай руку, гад, все скажу».

— Ну, вот, — удовлетворенно отметил Павел. — Видишь как: достаточно с тобой хорошо пообщаться, ты тут же все вспоминаешь. Итак?

— Да, да, звонил, говорил, — торопливо, захлебываясь, говорил Скосарев.

— Когда звонил?

— Сегодня, как раз сегодня звонил.

— Откуда звонил? Ты давай-давай, не заставляй меня клещами вытаскивать.

— Из Москвы, из Москвы звонил, он вернулся, он с Токаревым хотел встретиться, искал его.

— Ну, и что же?

— Они встречу назначили.

— А почему через тебя?

— Токарев скрывается: вас, наверное, боится.

— А где он скрывается?

— Не знаю, честное слово: не знаю. Вот хоть убейте!

— Ну, если ты настаиваешь… — начал Паша.

— Нет, ей богу, не знаю.

— Ну хорошо, хорошо, верю. И что же?

— Токарев мне звонил, а потом Сорин перезванивал.

— Где встреча будет?

— У памятника Гоголю, в скверике возле Нового Арбата.

— А, знаю. Во сколько?

— В одиннадцать утра завтра.

— В одиннадцать? Не врешь?

— Да чтоб мне сдохнуть!

— Ну, это еще погоди, ты нам еще понадобишься. Значит, завтра в одиннадцать.

— Да, там. Только…

— Ну-ну, договаривай. Ну ты посмотри на Толика: он весь в нетерпении.

— Да нет-нет, я же говорю: там не так все просто.

— Это что значит.

— Токарев — он хитрый, он с ментами легко мог связаться.

— С ментами? — удивился Паша. — А почему с ментами?

— Ну, если он бегает от вас, одному ему защиты нигде не найти.

— А он такой законопослушный?

— Жить захочешь — не таким послушным станешь, — ответил Скосарев.

— То есть, говоришь, что на встрече подстава может быть?

— Да не знаю, вот как Бог свят: не знаю. Просто подумалось, что менты там оказаться могут.

— Ну, что ж, спасибо, что предупредил. Видишь, какой ты отзывчивый и заботливый. Толик, отпусти его руку, а то и вправду что-нибудь случится.

Подручный Паши разжал свою лапень, и уже побелевшая от отсутствия притока крови кисть Скосарева обрела свободу.

— Больше, значит, ничего не знаешь?

— А что еще?

— Ладно, Алешенька. Как видишь, мы люди не злые, внимательные. Если все правда и завтра мы всех наших друзей скопом увидим, будет и тебе от меня личная большая благодарность. Если же наврал…

— Правду, правду сказал, — вклинился Скосарев.

— Так вот: если наврал, — продолжал Паша, не обращая внимания на его слова, — лучше тебе было бы на свет не рождаться. Пойдем, проводишь нас до дверей.

Они вернулись в прихожую, дождались, пока Алексей дрожащими руками отпер все замки и начал открывать дверь. Тогда Паша вновь повернулся к таможеннику и сказал:

— Да, а что б помнил нас хорошенько, оставь-ка, Толь, ему память.

Дважды повторять Толику было не нужно. Почти одновременно он нанес Скосареву два удара: один, левой рукой, в грудину, в область сердца, второй — правым кулаком в пах. Таможенник беззвучно рухнул, как подкошенный.

— Не скучай, — сказал уже еле дышащему Алексею Павел, и они с подручным покинули квартиру.

— Ну, что, Толян, — говорил Паша своему подручному уже в машине, — вроде все правильно. Хозяин наш с тобой — хитрый дока, все верно рассчитал. Если завтра за хибо этих двух гавриков захватим, будет нам с тобой премия.

— А много? — с надеждой спросил жадный Толик.

— Хватит тебе на месячишко где-нибудь в Турции позагорать. Но вот что там менты могут объявиться, похоже, этот пидер не наврал. Так что будь готов.

— Да я что: мне что менты, что солдатики — все едино, — беспечно улыбнулся Толик. — Была бы команда, а валить хоть бабку, семечками торгующую, хоть тебя, — неожиданно сказал Толик, обернувшись к Паше, — я все по команде.

— Знаю, знаю, дисциплинированный, — ответил Павел несколько злее обыкновенного. — Ты вот что: сейчас я тебя в центре куда-нибудь сброшу, поезжай домой, отдохни, а завтра в полдесятого — в офисе. Усек?

— Лады, — беспечно ответил Толик. — Тогда здесь стопани. Вон, ресторан какой-то, а мне так жрать охота. Пойду погуляю.