Рафферти остановился у будки охраны и опустил стекло. Роберта, не отрываясь от «Космополитэн», открыла окно.

— Стоянка двадцать пять долларов в сутки, — сказала она, не поднимая взгляд. — Да, в выходные тоже. — Она читала статью «Сделай для него лето незабываемым». — Только наличные, — закончила Роберта, неохотно откладывая журнал.

— Запиши на мой счет.

Она перевернула журнал, чтобы он не видел обложку.

— Слишком поздно, — засмеялся Рафферти. — Ты попалась.

— А я думала, у тебя свидание. — Роберта даже не пытаясь скрыть сарказм.

— О Господи, — недоверчиво произнес Рафферти. — Может быть, ты даже знаешь, что именно я заказал на ужин?

Она промолчала.

Роберта была в новой униформе и белом вязаном топе — нарочно на размер меньше. Обесцвеченные светлые волосы торчали колючками — девушка заново обрастала после стрижки, которую сделала сама себе однажды вечером, несколько месяцев назад, когда напилась.

Рафферти знал ее по Обществу анонимных алкоголиков. Роберта была первой, не считая Евы, с кем он познакомился, приехав в Салем. Когда они вместе стояли у кофейного аппарата в участке, Роберта призналась, что неравнодушна к полицейским. Он налил себе на полдюйма кофе — мерзкой черной гущи, которая долго оседала. От пластмассового стаканчика ударило статическим электричеством, как только детектив поднес его к губам. Рафферти поморщился, выплеснул кофе в помойное ведро и уселся в задней части комнаты, гадая, скольких потенциально новых друзей он только что оскорбил.

В следующий раз Роберта принесла ему кофе из закусочной. Она заметно робела, протягивая ему стаканчик.

— Я опять ошиблась?.. Надеюсь, ты не сноб?

— Нет, — смеясь, ответил Рафферти.

На самом деле он был страшным снобом. Вообще не пил растворимый кофе. Так уж привык. В прошлом году дочь скопила карманные деньги и купила ему на Рождество французскую кофемолку, и теперь он не мыслил иного варианта.

И все же Рафферти оценил поступок Роберты. Он взял кофе и поблагодарил. Даже сел рядом с ней и сделал вид, будто пьет, а потом, уходя, забрал почти полный стаканчик с собой.

Они несколько раз ходили на свидания. В основном потому, что Роберта сама приглашала. Рафферти был новичком в городе и страдал от одиночества. Он изо всех сил попытался превратить их отношения в дружбу. К его чести, он ни разу не спал с Робертой, хотя затащить ее в постель не составило бы труда.

— Как прошел отпуск? — поинтересовался Рафферти.

— В основном хреново, — ответила Роберта. — Мать отказалась сидеть с ребенком, и сестре пришлось его привезти.

Рафферти кивнул. Он еще ни разу не видел ни сестру, ни ребенка Роберты, хотя много о них слышал. На собраниях анонимных алкоголиков она часто говорила о своей родне. Причем далеко не добродушно. Каждый раз, когда Роберта напивалась, это обычно происходило после встречи с сестрой.

— Ну и что ты тут делаешь? — спросила Роберта, то ли от любопытства, то ли с досады. — Не получилось у тебя с ней?

— Анжела Рики пропала.

— Что? Опять?

— Ты ее видела?

— Вопреки общественному мнению, я ей не сторож.

— А тебя никто и не просит снова взять ее к себе. Я всего лишь спрашиваю, не видела ли ты Анжелу.

— Нет, — подумав, ответила Роберта. — По крайней мере в последнее время.

Рафферти мало что знал о том, что было, когда Анжела жила у нее. Роберта рассказала только, что девушка вернулась к кальвинистам. Ну и скатертью дорога.

— Ты не видела какой-нибудь драки? Не слышала ничего необычного незадолго до ее исчезновения?

— Что считать необычным? — уточнила Роберта.

Точно уловив намек, ветер задул с востока, и из заброшенного ангара береговой охраны, где обычно проповедовал Кэл, донеслись вопли. Звуки человеческой агонии оледенили и без того уже прохладный воздух. Какой сегодня день? Четверг? В четверг кальвинисты обычно изгоняли злых духов из подростков. Это было нечто вроде семейного шоу, которое привлекало целые толпы, — люди приезжали даже из Род-Айленда. Одна из самых популярных затей Кэла. И одна из самых шумных.

Видимо, демоны не желали покидать души подростков без боя, и звуки этой борьбы разносились по парковке и по пляжу, вспугивая чаек с гнезд. Даже ветер, будто не желая слушать крики, пытался сменить направление и кружил, неистово швыряя мусор — старую металлическую табличку, сухую ветку… Наконец он слился с ветром, который нес громкую музыку из павильона, и звуки смешались. Вскоре уже казалось, что Джон Филипп Суза написал марш, специально предназначенный для того, чтобы демоны покинули своих жертв и бросились в море.

Рафферти не сомневался, что кто-нибудь уже звонит в полицию. Крики разносились далеко над водой, даже в такую ветреную ночь. Горожане к этому уже привыкли, и в участок, как правило, звонили туристы. Обычно они думали, что это какая-то странная экскурсия, которая проходит в безбожно поздний час, или что шум доносится из очередного дома с привидениями. В таких случаях Рафферти велел дежурному говорить: «Мы этим займемся» или «Мы все уладим». По опыту он знал, что открыть позвонившим истинный источник шума — значит еще больше расстроить и без того расшатанные нервы.

— Ужас какой-то, — пожаловалась особенно взволнованная женщина. — Неужели вы ничего не можете сделать?

Честно говоря, не могли. Если молитвенное собрание не превышало установленный законом уровень децибел и не затягивалось позже десяти, кальвинистам ничего нельзя было предъявить. Однажды Рафферти попытался их урезонить, и Кэл отомстил: его адепты шесть раз позвонили в участок и сообщили о бродяге, слоняющемся в ночи по пляжу Вайкики на Зимнем острове, распевая народные песни: сначала он пытался исполнить «Последние страницы» Боба Дилана, а потом, потерпев неудачу, громогласно затянул припев «Камбайи».

В общем, действительно мало что можно было сделать. Кемпинг на Уинтер-айленд общественный, кальвинисты платили вперед, за целый сезон. Они жили здесь до самого Дня Колумба, когда кемпинг закрывался на зиму. Но к тому времени туристы разъезжались, а жители закрывали окна, спасаясь от пронизывающего холода. Те, кто оставался в городе, ждали Хэллоуина, во время которого различные вопли просто становились частью праздничного шума.

Рафферти что-то заметил боковым зрением. Его взгляд упал на мужчину, который двигался по склону холма. Присмотревшись, он понял, что на самом деле это кальвинистские одеяния, развешанные на самодельной сушилке. Они трепетали на ветру, вздувались, наполняясь воздухом, обретали человеческие формы и вращались. Призрачные танцоры. Гипноз. Рафферти показалось, что вот-вот они сорвутся с веревок, протанцуют по склону холма в воду и навсегда исчезнут в темной океанской бездне. Потом, столь же внезапно, ветер поменялся, волшебная сила покинула одеяния, и они повисли, как и прежде. Ни танца, ни призраков — просто постиранное белье.