Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Валите отсюда, придурки! – крикнула им вслед Люська. – Еще раз увижу, кишки выпущу!
Бомжи скрылись из виду. Марина выбросила «розочки» в кусты.
– А ты отчаянная баба! – похвалила ее Люська.
Марина лишь усмехнулась про себя. Была она когда-то отчаянной.
– Конкуренты штопаные! – кивнула Люська вслед ретировавшемуся врагу. – Работать не хотят, ищут, где что на халяву урвать.
– А мы работаем? – насмешливо спросила Марина.
– А разве нет? Счас тару сдадим, лавьем разживемся. Пожрать че-нибудь купим. А потом на заслуженный отдых. Чем не жизнь, а, подруга?
За бутылки они получили ворох денежных фантиков. Большую часть Люська отложила на бомжацкий «общак», остальное разделила пополам. Себе и Марине.
По большому счету, они обе скрысятничали. «Общак» дело святое. Но Марину нисколько не вдохновляли воровские понятия. Мурка и жизнь на зоне остались в прошлом.
Люська отвела ее к ларьку, где продавались горячие пирожки. Собачье там мясо или нет, Марину не волновало. Она не привередливая. И пирожки все равно вкусные.
– Эй, смотри, лошара скачет! – встрепенулась вдруг Люська.
И кивком головы показала на какого-то парня. Точно, лох. Идет, ворон считает. А из заднего кармана брюк портмоне выглядывает. Не зря такой карман дармовым называют. Даже неопытный верхушник такой лопатник на раз-два возьмет. Для Марины это и вовсе не проблема.
– Эх, дернуть бы карман! – мечтательно закатила глаза Люська.
– А ты сможешь?
– Если б могла, я бы здесь не стояла. А ты бы смогла?
«Запросто!» – хотела сказать Марина. Но сказала прямо противоположное:
– Даже подумать страшно.
– Ты же вроде бы не из пугливых.
– Извини, но я пас!
Она могла бы свинтить лопатник. Один, второй. Набила бы мошну, сняла бы приличную квартиру, приоделась. Но ей жуть как не хотелось окунаться в трясину прошлого.
Люди проходили мимо и с презрением поглядывали на нее как на бомжиху. Но ей абсолютно все равно. Главное, что она не воровка.
* * *
Жизнь только тогда жизнь, когда от нее ловишь кайф. С кайфом по жизни, иного девиза Жора Тык не признавал. Жил как на тачке своей ездил – жал «газ» на всю катушку.
И тачка у него кайфовая. «БМВ» с кожаным салоном – на днях из Германии пригнали. Убойный вариант для пешеходов – кто не спрятался, Жора не виноват. Да и авточайники пусть трепещут, когда он едет с пацанами. Любого недовольного уроют.
Мурка, ты мой Муреночек,
Мурка, ты мой котеночек,
Мурка, Маруся Климова,
Прости любимого!..
Окна в машине открыты, музыка на всю громкость. Жора задумался. Вопрос возник – как бы обложить данью водил и пешеходов пусть и за невольное, но прослушивание шедевра блатной баллады, блин?
Бамбук же думал о суетном.
– Говорят, у нас тут на Москве своя Мурка была, – сказал он. – Крутая бабенка, лохов бомбила влет. Красивая, говорят, была.
– Где она сейчас? – зевнул Жора. – Если она такая клевая, я бы ей дрозда вставил, не вопрос.
– Если бы она дала, – усмехнулся Бамбук.
– А кто б ее спрашивал? Нравится не нравится, ложись, моя красавица.
– Да ее силой не возьмешь. А если возьмешь, кирдык будет. Был бы. Нет Мурки, завалила ее братва. Скурвилась, говорят.
– Вот я и говорю, все бабы – курвы.
Машина сбавила ход и приклеилась к обочине.
– Все, приехали! – сообщил Ушастик.
Жора нехотя выбрался из машины. За ним двинулся Бамбук. Работа у них непыльная. Бабло на «общак» собирать. По точкам проехались, лавье сняли – и к Пахану на доклад.
Брынза уже заприметил их. Выскочил из ларька, бежит навстречу.
– Ну чо, братан, как дела?
– Все в цвет! – оскалил зубы пацан.
Он отвечал за торговые ряды на своем участке. Он и дань с торгашей собрал. Жора взял бабки, пересчитал их, сверил с контрольной цифрой – все путем. Можно ехать.
Проблем нигде не возникло. Еще до обеда он собрал кассу и к шефу в кабак. Отдал деньги по счету.
Пахан был доволен.
– Сегодня можешь отдыхать. Завтра по плану, а послезавтра дело у тебя. Возьмешь пацанов – и к бутовским на стрелку.
Боссу Жора не сказал ничего. Надо так надо. Но в машину он садился в расстроенных чувствах. Не по его это части – на стрелках разборки клеить.
– Что такое? – встревоженно спросил Бамбук.
– На стрелку завтра едем. С бутовскими тереть.
– По сухому или по мокрому?
– А это как получится.
– Ну и ништяк, что стрелка. А то заржавеем, блин, без дела.
Жора на стрелку ехать не хотел. Боялся. Но перед пацанами хвост пистолетом держать нужно. Ведь оно как в их мире, дашь слабину – заклюют.
– Стрелка – это ништяк, – кивнул он. – Но это завтра. А сегодня отдыхаем.
– Жарко, нах, искупаться бы, – просительно посмотрел на Жору Ушастик.
– На реку бы, – поддержал его Бамбук.
– Не, лучше в сауну, – покачал головой Жора. – С телками.
Шлюх они найдут. Трахнут их на досуге. Забесплатно. А будут возникать – по морде. Да, по мусалам шлюхам нужно настучать, однозначно. Злобой себя накачать перед завтрашней разборкой.
– Так река ж грязная, – сказал Бамбук. – Искупаемся, а потом в баню, таблицу Менделеева смывать.
– Какую таблицу? – не понял Жора.
– Ну, в Москве-реке, говорят, столько химии – вся таблица Менделеева, бля.
Жора так ничего и не понял. Но чтобы не казаться профаном, согласно кивнул головой. Дескать, все ясно. А Ушастик решил, что Жора дал ему отмашку ехать на реку. И повез их в известном направлении. Ну, река так река.
* * *
Марина бомжевала больше месяца. Как это ни странно, но такая жизнь пошла ей на пользу. Особо она не перетруждалась, ела не то чтобы досыта, но и не голодала. Пила, но в меру. С бомжами в любовь не играла, по мужикам не сохла. После обеда вместе с Люськой принимала солнечные и речные ванны. Заповедная природа, свежий воздух, моцион – короче, санаторий, а не жизнь.
И сейчас у нее солнечные и водные процедуры. У них с Люськой для этого имелось укромное местечко, окруженное со всех сторон пышными кустами. Ни одна живая душа сюда не забредала. Ничто не мешало им с Люськой устроить здесь нудистский пляж. И загорали, и купались только голышом.
Марина выходила из воды. Полотенца нет, чтобы вытереться. Но это не беда. Под солнышком обсохнет. Будет лежать на мягкой траве и обсыхать. Красота.