Все взоры обратились на говорящего.

— Вульфгар? — Князь прищурил посветлевшие глаза. — Ты сделаешь это для меня?

— Да, князь. Я это сделаю.

— Хорошо. Мы выступаем на Новгород через шесть седмиц. Если до тех пор ты не добудешь мне удачу, я добуду ее сам — на поле брани. На том и порешим.

Пировали так, будто наслаждались застольем последний раз в жизни. Егора и его друга Торта усадили на почетное место рядом с князем и ярлами.

Поначалу Егор старался пить мало, чтобы сохранить ясную голову, но здравицы в его честь сыпались одна за другой, и каждый раз старик-виночерпий, по указу одного из вождей, доверху наполнял его рог ароматным ромейским вином.

Отказываться было нельзя, и в конце концов Волчок здорово напился.

Торт, а по-местному — Торгрим Белая Голова, сидевший неподалеку, посматривал на него насмешливым взглядом, в котором можно было прочесть и тревогу. Белобрысый гигант не горел желанием отправляться в гости к темным тварям и не был уверен в том, что, вызвавшись в этот гибельный поход, Егор поступил правильно.

«Хорошо хоть с носителем ему повезло, — подумал, глядя на гиганта, Егор. — Мог бы очнуться в теле немощной старушки или семнадцатилетней отроковицы, вышивающей крестиком рушник!»

Егор представил себе эту картину и засмеялся.

Вождь свейских викингов белолицый Догмар, услышав смех Егора, тоже засмеялся. Он вдруг вскинул руку, призывая к тишине. Викинги и русичи умолкли. Дагмар поднялся, сжимая в пальцах свой сирийский кубок, и, глядя на Егора, пропел торжественным голосом вису:

Храбрый воин Вульфгар

С бегом волн отбудет

Туда, где снега не сходят,

Даже летом не сходят.

Длань свою мечу вручит.

Выйдет к пещере без страха,

Острый клинок свой поднимет

И поразит в одночасье

Свирепого пса Гарма.

А коли сам в бою ляжет

Костьми на сырую землю,

Сырую от крови братьев,

То верно отправится с песней

Туда, где в веселой Валгалле

Храбрые вои пируют!

Закончив вису, Догмар опрокинул в глотку вино и с силой грохнул кубком об стол.

— Возвращайся с победой, Вульфгар! — громко произнес он. — Клянусь молотом Тора, я награжу тебя щедрее, чем сам конунг Вальдемар!

Егор хотел сказать, что делает это не ради награды, но лишь улыбнулся в ответ хмельной улыбкой. Голова у него шла кругом.

Торт тоже был пьян, отчего грозное лицо его приобрело добродушное выражение. Обняв Егора за плечи, гигант задушевно проговорил:

— Знаешь, Волчок, а мне здесь нравится. В нашем времени меня считали уродом, а здесь я нормальный человек. Такой же, как остальные.

— Не стоит себя недооценивать, здоровяк, — ободряюще сказал ему Егор. — Здесь ты тоже изрядный страшила.

Выпив еще один рог вина, Торт зашептал Егору на ухо:

— По правде говоря, брат, мне немного не по себе. Среди людей нет ни одного, с кем я не вызвался бы сразиться, но темные твари… — Торт качнул белобрысой, массивной головой. — …Они меня пугают, Волчок.

Егор глотнул вина и насмешливо изрек:

— Я бы тебе посоветовал запастись подгузниками, но здесь их не продают.

По румяному лицу Торта пробежала тень. Заметив это, Волчок миролюбиво добавил:

— Не бери в голову. Даже если напрудишь в штанишки, я сделаю вид, что не заметил. — Егор засмеялся и подставил рог виночерпию.

Выпив вина, он вновь подозвал виночерпия. Спустя полчаса он сказал Торту:

— Не знаю, как ты, брат, а моя душа просит песни.

— Наш храбрый Вульфгар хочет произнести вису! — крикнул кто-то.

— Пусть произнесет! Слово Вульфгару! — заголосили викинги.

Волчок поднялся со скамьи. Пошатнулся, но устоял на ногах. Затем набрал полную грудь воздуха и запел:

Что ни вечер, то мне, молодцу,

Ненавистен княжий терем.

И кручина, злее половца,

Грязный пол шагами мерит.

Завихрился над осиною

Жгучий дым истлевшим стягом.

Я тоску свою звериную

Заливаю пенной брагой…

Викинги слушали удивленно и внимательно. А в Егора словно черт какой вселился — пел он проникновенно, душевно, голосисто:

Встану, выйду, хлопну дверью я —

Тишина вокруг села.

Опадают звезды перьями

На следы когтистых лап.

Выпей — может, выйдет толк,

Обретешь свое добро.

Был волчонок — станет волк.

Ветер, кровь и серебро.

Закончив петь, Волчок рухнул на скамью.

— Что это за виса? — спросил князь Владимир.

— Песня. Про оборотня, — ответил Егор.

— Про волколака? — уточнил воевода Добрыня.

Егор кивнул:

— Ага.

— Ишь ты. Видать, и у нежити лесной бывают тоскливые часы.

— А у кого их не бывает? — Егор вновь подозвал виночерпия. Посмотрел, как тот наполняет рог вином, вздохнул и сказал: — Всякая тварь живая тоскует.

— Да разве ж оборотни живы? — усмехнулся кто-то из викингов.

— А разве нет? — парировал Егор.

— Волколаки — навроде упырей. Одна только плоть без всякого характера.

— Плоть тоже может тосковать, приятель. Да и попробуй отдели одно от другого — плоть от характера, ногти обломаешь.

Егор вздохнул и снова взялся за выпивку. Вскоре он был настолько пьян, что душа его потребовала танцев. Под одобрительные возгласы викингов он вскочил со скамьи и, пустившись в пляс, громко запел:

С тестем я кино смотрел, чуть не офигел!

Оборотень там один прыгал и ревел!

«Эт, конечно, все брехня», — мне промямлил тесть.

Но докажу вам, что они — есть, есть, есть!

Викинги тоже пустились в пляс, а ноги Волчка подкосились, и он, пьяно улыбнувшись, повалился на пол.

Утренний свет, бледный и холодный, упал Егору на лицо. Он открыл глаза, приподнялся на скамье и поморщился от головной боли. В черепе загудел колокол, к горлу подкатила тошнота.

— Как ты себя чувствуешь, Волчок? — пробасил с соседней лавки Торт.

Егор разлепил сухие губы и сипло ответил:

— Как окурок в пепельнице.

Торт встал с лавки и вышел за дверь. Вскоре он вернулся с ковшом ледяной воды.

— Выпей — полегчает, — предложил белобрысый гигант, протягивая ковш Егору.