быть её хозяином и потому отстаивает своё право на неё, так как он это понимает. И все же граница есть – это искажение истины, потому что ты о ней сказал: она находится в руках людей, использующих её, она материализовалась, как мы с тобой говорили о репетициях – материализация согласия. Кто же эти люди? Кого судил Князь? – маленького человека в рясе, провозгласившего себя прямым исполнителем воли творца на Земле, и предателя – только два человека искажают истину первопричины сущего. Только они провозгласили то, чего быть не может – этого в естественной природе нет и никогда не было, но самое главное – никогда не будет! Творец творит вечную жизнь, а не властвует! Мы с тобой это уже определили, так зачем ему философский камень? Потому что все по-настоящему – так как мы репетировали, он абсолютно реален, как реальны согласие и обман, они материализованы уже в этом мире. И как только вступит в свои права эра согласия, сразу вступит в реакцию с ней энергия истинных намерений и поступков, сконцентрированная в точку потенциала внутри этого кристалла – цикл запущен, только он теперь вечный. А если на престоле останется обман – цикл остановится и больше уже никогда не будет существовать – нет источника энергии жизни, нет её движущей силы…. Нет ничего! У творца нет выбора, он не господин, никого не заставляет и не наказывает, все в руках человека, и именно человек либо получит в руки философский камень, либо он останется лежать под камнем на перепутье, где он сейчас ждёт. Для него времени не существует, он вне желаний и надежд, он не судья и не друг – он Истина!

– Может и правда он есть, раз ты говоришь, и книга, где всё записано и прыжок, и репетиции…, они ведь правда были. Да всё, что ты говоришь по-настоящему, ну а почему человек?

– А человек и был сотворён для этого, это наша с тобой и всех людей обязанность, человека творец не просто так поставил над законом и государством, а для того чтобы мы убедили их в справедливости, то есть материализовали понятие справедливости на основе согласия, все по-настоящему, а не просто так, потому мы с тобой играли в до миноре, и вторую симфонию слушали и партита зазвучала у Поли, не просто все это, а именно так.

– У Поли партита, что это?

– Поля звучит в до миноре и когда она появляется, мы как бы слышим партиту, не замечал, потому и концерт наш получился таким, она там главная, она центр всего, его сущность, всего того, что ты и я… в общем, все в её власти, а не творца, по большому счету, так всегда было… – Витя озадаченно смотрел на Андрея, а тот внутренне улыбался, видимо представляя себе Полю.

– Да она волшебная, я тоже заметил, что все становится таким, каким есть, естественным, простым и… трудным, – вдруг опять сник Андрей. – А кто такой Стив, что ты о нем знаешь, вообще ему можно верить, а то он возьмёт мою книгу, да испортит её, ты бы видел его кабинет, это что-то скажу тебе, знаешь какой он богатый, тебе даже не представить.

– Да…, не представить, – Витя задумался, – Стив вообще-то не человек, точнее человек, но он скорее виртуальный, придуманный. Хотя он живой и его можно потрогать, поговорить, но он собирательный образ. Собственно, его можно охарактеризовать одним словом – Властелин. Это прозвище ему больше всего подходит. Помнишь: «В начале было Слово…», – так вот он за этим словом и стоит, так сказать, властвует над ним. Человек разговаривает его словами, слышит только его слова, знает только с его слов и не знает себя, опять же, по его словам, судит обо всем слушая его слова. Все принадлежит ему, потому что человек без слова не человек, а со словом Стива уже никогда не станет человеком, потому так редко наступает момент истины, но… – Витя замолчал, – потому так важна твоя книга, человек носитель от рождения истинного знания, он мера всех вещей, а самое главное он знает о существовании справедливости, не обман и правду, а справедливость – на основании которой только могут существовать законы и государство. Знания нужны человеку, ему необходимо их передать, человек достоин истинного знания, а не придуманного и переданного пустым словом.

– Ты думаешь, в моей книге всё-таки есть крупицы знаний?

– Есть, потому пусть Стив делает с книгой, что захочет, не волнуйся, знания звучат в том диапазоне, в который ему нет доступа, а сам он не может их увидеть или услышать, ему на них нужно указать, как Иуде. Только тогда он может их исказить, а по-другому никак, он просто, как всегда воспользуется врождённой способностью и тяготению человека к искренности и доверию. Это главное его оружие, он располагает человека к тому, чтобы тот доверился ему, тем самым, по сути, властвуя на Земле.

Из тетради Андрея:

«Мир, без вести пропавший, и суета, округлыми глазами, вдруг ужаснулась, без пристали, смотря в упор, стреляли шаровые пули и яблоко раздора, упав, стремглав уносится и, унося с собой раздор, безрадостно взирает глазами старца.

В возможности старца предречь, но его убила страсть к невежеству, и всевозможные слова. Поступки уступили место «ей» – требующей старухе, за свои годы получать почёт. Вновь возник реальный мир идей. И смысл речей, без умолку, в словах, на обречённых мыслях ликовал. Расследовать убийство дело рук немногих, и, праздность – замыслов убогих, баюкает своих детей.

Если даже и были мысли высказаны вслух – то, в своём физическом воплощении они потеряны для своего логического завершения и возможности реализации, и потребности провидения безгранично уступают и далеки от реальности.

Во все, закладывая границы, тем самым пытался понять смысл происходящего, а происходит просто возможное перенесение своего физического в окружающее. И невозможно передать какой-то смысл существующего и происходящего, потому что он обречён на вымирание, за счёт собственной ограниченности и не возможности иметь свободу в выборе. Просто его нет! Предлагаемый же выбор ограничен субъективизмом, пусть и расширенным до гениальности».

«Виновен я и оправдания мне нет нигде

Повинен в смерти я друзей богов

Никто я здесь зачем рождён

Рождён для смерти не более близких

И все же нет разве чего-то в мире

Помимо потерь и несчастий

Нет и нигде не найти это разве только выше»

Андрей приехал домой от Вити, в надежде, что тот прав и что его сомнения, всего лишь от неуверенности,