– Мне кажется, что я зря её тебе подарил, Артемия.

– Напротив, это лучшее, что случалось со мной за последний день.

Рексенор осушил большими глотками чашу вина и принялся развязывать тесьму на рубахе.

– Что ты делаешь, супруг мой? – я издевательским тоном протянула последние слова.

– Всего лишь хочу…

– Разве ты не помнишь наш договор? Ты приходишь в мою спальню в начале ночи – и уходишь под утро с утомлённым видом. Но что касается промежутка между твоим приходом и уходом – ты занимаешь место где-нибудь в углу комнаты, но только не в моей постели. Надеюсь, я довольно ясно выражаюсь: меня не коснётся ни один мужчина, тем более – такой, как ты, мерзкий мужеложец.

– Но я мог бы… – Рексенор выглядел жалко.

– Ты мог бы занять свободное место на тахте и лакать своё вино. Мы – всего лишь два торговца, заключивших сделку, не более того.

– Но как же?..

– Никак.

Я не дала Рексенору договорить, зная, что он хотел спросить: «Но как же наследник?»

– Никак, Рексенор, и освободи мою постель немедленно…

… Людям Ликомеда всё же удалось найти тех, кто стоял за мнимым восстанием рабов. Двое мужчин из числа Советников. Они были измучены и едва держались краем сознания за реальность. Один из них бессвязно бормотал что-то о паутине, которая опутала всех. Я сдержала своё слово, хоть мне было и дурно видеть мучения на лицах, когда расплавленное золото струйкой лилось из ковша в их насильно разинутые рты. Меня трясло, как от озноба и всё плыло перед глазами. Но виновники были наказаны.

– Теперь ты разомкнёшь уста, Артемия? Когда наказаны все причастные…

– Нет. Не все. Остался ещё один. Но совсем скоро и его череп покроют золотом, ставя в один ряд с ликами предков, – произнесла я глядя в посеревшее, изнурённое тяжёлой болезнью лицо Ликомеда.

Он всегда учил меня держать своё слово. И я сдержала – это были последние слова, сказанные Ликомеду мною. Обращённые непосредственно к нему. Больше ни одного слова. До самой его смерти…

После слов Инса́ра в кибитке повисла тишина. Эмир Симбир подобрался, слово ядовитая гадюка перед броском. Взгляд его изменился, став настороженным.

– Мы договаривались о золоте, друг мой из числа «бессмертных». Ты получишь столько золота, сколько захочешь.

Инсар подошёл и зажал пальцами мою косу, наматывая её на кулак.

– Договаривались. Но я хочу не то золото, о котором ты подумал. Мне нужна белая шлюха. Разве её волосы не чистое золото?

Лёгкое натяжение кожи головы – и после Инсар отпускает мою косу, ожидая ответа от эмира.

Эмир хлопнул себя по ляжкам.

– Хей, друг мой. Ты принёс мне город на блюде, словно отрезанную голову барана. Неужели я тебе откажу в такой просьбе?

Он спустился со своего трона и подошёл ко мне улыбаясь.

– Позволишь хотя бы дотронуться до твоей платы напоследок? Говорят, их волосы мягче шёлка, а кожа белее облаков? Кожа – да, а вот волосы…

Эмир Симбир дотронулся осторожно до косы, взвешивая её на ладони, и поднёс к носу, вдыхая аромат.

– Пахнет кровью и болью. Так пахнет победа.

Не зря немногим ранее он показался мне ядовитой гадюкой – следующее его движение оказывается столь стремительным, что Инсар, стоящий по другую сторону от меня, не успевает среагировать. Симбир, выхватив из рукава короткий острый нож, одним махом перерезает косу у основания.

– Ты хотел золото, друг мой? Оно твоё.

Кочевник ухмыляется, бросая косу к ногам «бессмертного».

– Возьми своё золото, а белая шлюха останется у меня. Они называют нас дикарями. Но сегодня всё изменится. Сегодня белая шлюха вымоет мне ноги, а после послушно расстелется подо мной. Я буду держать её на золотой цепи у своей кибитки, как знак того, что никто не устоит перед силой наших улусов.

Инсар напряжён. Мне кажется, что он вот-вот бросится на эмира. Но то лишь кажется. Мгновением спустя он расслабляется.

– Присоединяйся к нам на вечернем пиршестве в честь общей победы над врагом, – улыбается кочевник.

– Я приду. И выпью в честь нашей общей победы, – резко кивает Инса́р и покидает кибитку.

Эмир Симбир обратил на меня взгляд своих тёмных глаз:

– Как тебя зовут? Не запомнил твоего имени. Даже не старался. Зачем? Когда знаешь, что скоро кто-то станет одним из тысячи тысяч твоих рабов. Можешь не отвечать. Просто попрощайся со своим именем, потому что отныне ты будешь зваться так, как я того пожелаю. Каждой своей новой рабыне я делаю подарок. Поначалу я решил, что ты того недостойна. Но сегодня я настроен быть щедрым. Говори, что ты хочешь – и оно станет твоим. Не оружие, не свобода и не смерть. Выбирай…

– Ты слишком много говоришь. Я же буду кратка. Чомпот, волчонок. Я хочу его себе в услужение.

– Чомпот? – морщит лоб Симбир, – кто это?

Кто-то из собравшихся поспешно отвечает:

– Это меченый, эмир Симбир. Кто-то до сих пор считает, что из него выйдет толк. Но сколько шаман не пытался разглядеть в священном дыме его силу – не обнаружил ничего.

– Бывшая правительница и бесполезный огрызок, которым побрезговали даже голодные волки… Прекрасное сочетание. Так тому и быть. А теперь…

Эмир хлопает в узкие ладоши:

– Скоро я пройду по улусам, ведя на поводке свою новую рабыню в знак нашей победы. А теперь идите, братья по крови.

Все, кланяясь, покидают кибитку. В ней остаётся лишь эмир и несколько молчаливых стражников.

– Принесите ошейник моей новой рабыне! – велит Симбир.

Он обходит меня кругом, прищёлкивая языком, и мнёт грудь ухмыляясь.

– Жалко клеймить твою кожу, – притворно вздыхает он, – если будешь покорной, обойдёмся ошейником.

Полог кибитки откидывается и входит крепкий мужчина с тёмно-коричневым кожаным ошейником в руках, таким же, как надевают на шею рабам.

– Безухий выродок, – злобно шипит эмир, – ты принёс ошейник как для простой блохастой псины. А у меня – породистая сука. Пошевеливайся!..

Мужчина кланяется и поспешно покидает кибитку, вернувшись с ошейником и цепью с золотыми звеньями.

– Радуйся, – едва не поёт эмир Симбир, – мягкая белая кожа, выделанная так искусно, что не натрёт тебе шею. Золотые заклёпки и пряжка. Теперь каждому станет ясно, кому ты принадлежишь. Стой смирно!..

Он замечает моё едва уловимое движение в сторону – голос сразу становится ледяным и наполняется ядом. В два щелчка на моей шее закрепляется ошейник и в кольцо продевается цепь, скованная из чистого золота.

– Вперёд! – тянет за один конец цепи эмир, вынуждая её натянуться. Он резко дёргает её на себя, вынуждая сделать меня пару шагов, но у самого выхода из кибитки останавливается.