У входа в парк я приостановилась и позвала Джоди. Я увидела большую, натянутую между двумя кустами паутину, которая, несмотря на то что находилась в тени, была видна из-за поблескивающей росы.

— Посмотри. Джоди! Паутина. Правда, красиво? Она похожа на те украшения, которые мы с тобой видели в магазине.

— Красиво, — согласилась она. — Очень.

— Слышишь шелест в листве? Наверняка это птица. — Мы замерли и прислушались. Мгновение спустя мы были вознаграждены: большой черный дрозд с огненно-рыжим хохолком быстро выпорхнул на дорожку. Лицо Джоди просияло.

— Красиво, очень красиво! — повторила она, и я поняла, что она будет твердить это целый день.

Мы обогнули парк четыре раза, затем двинулись к дому. После прогулки я всегда чувствовала себя лучше, да и Джоди необходимо высвобождать энергию, иначе весь день она будет гиперактивной. Она ждала меня у ворот, мы вместе перешли дорогу, затем она помчалась к нашему повороту. У калитки она прислонила велосипед к забору. Любому прохожему, который ничего не знал о ее прошлом, она показалась бы обычным ребенком, который возвращается с прогулки, разгоряченный на морозе, спешит в дом, где тепло и ждет горячее какао. На минуту я стала этим человеком и увидела Джоди со стороны, увидела ее такой, какой она может стать, если все мои усилия не окажутся напрасны.

Мы сняли верхнюю одежду, и я поставила ее велосипед в зимний сад. Потом подогрела молока и приготовила нам по кружке горячего шоколада. Мы уселись по обе стороны кухонного стола. Я пододвинула Джоди коробку с печеньем, и она, довольная, запустила туда руку.

— Одно, — напомнила я. — Тебе еще завтракать. — Я отпила глоток шоколада и поставила чашку. Она последовала за мной.

Я набрала воздуха в грудь. Настал момент, когда нужно затронуть тему, которая сидела у меня в голове все утро. Беззаботность нашей прогулки в парке вот-вот будет испорчена мерзостью взрослого мира, в который Джоди так жестоко вытолкнули.

— Джоди, — начала я.

Она встретила мой взгляд, как всегда, безразличными серо-голубыми глазами.

— Мне нужно тебе кое-что объяснить. Ты внимательно слушаешь? Когда мы допьем шоколад, нам нужно будет выйти на улицу и сесть в машину. Ты помнишь Эйлин?

Конечно, она не помнила Эйлин, хотя та все-таки встретилась с нами однажды. Несколько недель назад Эйлин наконец пришла к нам в дом, чтобы познакомиться. Вряд ли Джоди вспомнит ее, и вряд ли ее можно винить за это, тем более что визит был непродолжительным, если не сказать большего. Спустя несколько минут Эйлин принесла свои извинения и ускакала по другим делам. Она явно не стремилась сойтись с Джоди поближе.

Во взгляде Джоди ничего не отразилось, и я продолжила:

— Эйлин, твой социальный работник, помнить? Ну так вот, она хочет, чтобы ты сделала одну вещь. Это называется обследованием, там тебя будет смотреть врач, но не пугайся, я буду рядом.

В идеале, Эйлин сама должна была бы подъехать и объяснить Джоди, что ей предстоит, но я ни на что подобное уже и не рассчитывала.

— Да? Хорошо. — Она обмакнула печенье в чашку и слизнула растаявший шоколад.

— Доктор посмотрит тебя, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке. Помнишь, ты проходила уже обследование, когда тебя только взяли на патронат? Будет почти то же самое.

— Мне нужно будет раздеваться? — На печенье она была сосредоточена больше, чем на разговоре.

— Да. Но доктор будет приятная женщина, она привыкла работать с детьми, так что ничего страшного. Она посмотрит тебя, особенно там, где папа и дядя Майк делали тебе больно. То, что мы называем нашими интимными местами.

Я подождала, как она отреагирует: страх, ужас, протест? Но нет, ничего. Она допила какао, вытерла рукой рот и ушла, оставив меня гадать: правильно ли она все поняла?

— Если у тебя есть какие-то вопросы, — закончила я, — задавай их мне, я все объясню.

Когда я пристегнула ее к заднему сиденью машины, она снова начала говорить обо всем на свете, включая и обследование. Я когда-нибудь проходила обследование? А Люси и Пола? А нам когда-нибудь приходилось раздеваться и показывать свои интимные места? А Эдриану? Я прекратила этот поток вопросов и включила радио. Заиграла какая-то танцевальная популярная песенка.

— Моей маме нравится эта песня, — сказала Джоди. — Ей нравится певец. Мы слушаем ее в пабе.

— Вы слушали ее в пабе, — поправила я. Как всегда, Джоди снова путала прошлое и настоящее, но я взяла за правило поправлять ее всегда, когда эти два времени смешивались в ее сознании, в надежде, что когда-нибудь она уяснит, что же осталось позади. Меня беспокоило то, что эмоционально она все еще существовала в том отвратительном мире, откуда пришла, а если так, то она была еще слишком далека от выздоровления. — Сейчас мы не ходим в паб. Это было в прошлом.

— Почему, Кэти? Почему мы не ходим в паб?

— Не думаю, что это подходящее место для детей. Я предпочитаю гулять в парке.

— А мама считала, что подходящее, и папа тоже, и тетя Белл.

— Да уж, представляю.

— Кэти, а у моей мамы было обследование и она показывала свои интимные места?

— Не знаю, но, насколько мне известно, нет.

Она замолчала, будто бы взвешивая. Потом снова раздался ее голос:

— А должна бы. Папа с ней тоже делал плохие вещи.

Я посмотрела на нее в зеркало. Комментарий был брошен в сторону, но наполнен смыслом, как и многие ее откровения.

— Откуда ты знаешь, Джоди?

Она пожала плечами:

— Просто знаю.

Она уже снова замкнулась в себе, и я понимала, что нет смысла давить на нее. Наверняка дело было в том, что она видела, как ее родители занимаются сексом, и не было ничего удивительного в том, что она не понимала разницы между этим и тем, что отец делал с ней. И когда она говорила «плохо», значило ли это, что она начала понимать, что поступок отца действительно был плох? Или просто повторяла то, что слышала от меня? С Джоди никогда нельзя было знать наверняка, понимает она, о чем речь, или просто соглашается.

Остаток поездки Джоди подпевала песням, которые звучали по радио, и практически без ошибок. Интересно, как у нее получалось запоминать все эти бессмысленные тексты, притом что она никак не способна была усвоить алфавит?

Медицинский центр располагался в специально построенном коттедже и предлагал целый спектр педиатрических услуг. Я бывала здесь с другими своими воспитанниками с целью стационарного осмотра, но никогда — для судебного обследования. Я не могла избавиться от страха, поскольку понимала, что ждет Джоди впереди. Я знала, что даже полиция без особого удовольствия подвергает маленьких детей такому испытанию, потому что и там считают это очередной формой надругательства. Я уже успела все это обсудить с Джилл, и она уверила меня, что, если Джоди проявит малейшее упорство или признаки стресса, врачи тут же прекратят осмотр. Никто не будет принуждать ее.