— Нет, что ты! На сегодня с меня хватит приключений. У меня есть одно тайное гнездышко. Квартира бабушки, досталась мне по наследству. О ней знает всего несколько самых близких людей.

В любом случае, даже если мои противники вычислят Терентьеву, найти нас будет не так-то просто, пара дней у нас в запасе есть, решил я и согласился.

— Долго нам ехать?

— Не очень, часа за полтора доберемся, — ответила Юля, с трудом объезжая очередную заглохшую машину.

Общедоступные полосы движения были так забиты транспортом, что мы больше стояли, чем ехали. Мне показалось, что ходить пешком по Москве значительно быстрее, чем ездить.

— А что будет, если ты поедешь по белой полосе? — спросил я, начиная демонстрировать свой социальный анархизм.

— За это возьмут большой штраф.

— Кто? Я до сих пор не увидел ни одного РАИшника.

— За движением ведется автоматический контроль, машины-нарушители фиксируются, и со счета владельца автоматически снимается сумма штрафа, — объяснила Юля.

— Да, круто они вас обложили, — сказал я, — и как народ все это терпит? Как обычно, безмолвствует?

— Никто нас ничем не обкладывал, все сделано для блага простого человека. Только упорядочив жизнь в мегаполисе, граждане могут чувствовать себя свободно и комфортно, — как по писанному, протараторила девушка.

Примерно так же гладко, казенными фразами говорил и Денис. Мне, честно говоря, такие порядки, когда одним достается все, а другим только высокопарные декларации и обещания светлого будущего или безопасного настоящего, совсем не нравились. Тем более, когда по пустым левым полосам мимо еле ползущего потока машин на огромной скорости проносились роскошные автомобили.

— А ты можешь получить разрешение ездить по третьей или четвертой полосе? — не вступая в бессмысленную дискуссию, спросил я.

— Конечно могу, только у меня пока нет такой возможности. За право ездить по третьей полосе нужно отдать мою годовую зарплату. Но это справедливо, все вырученные деньги идут на развитие городских инфраструктур, социальную помощь малоимущим!

Мне показалось, что россиянам будущего теперь вдалбливают удобные правителям мысли промышленным способом. Бьют по темени пресловутой вертикалью власти. Во всяком случае, Денис, и Юля говорили на социальные темы совершенно несвойственным им языком.

— И тебе все это нравится, ты счастлива? — осторожно, спросил я.

— Да, конечно, — безо всяких эмоций в голосе, ответила девушка, — у меня большое личное счастье, прекрасная работа, с перспективами карьерного роста, хорошая зарплата, высокий жизненный уровень, полная социальная защищенность.

«Похоже, их просто зомбируют, — подумал я, — не может нормальный человек ни так говорить, ни быть всем довольным». Хорошо это или плохо, я пока определиться не мог. Слишком мало было наблюдений. Однако то, что я уже видел, никак не говорило о всеобщем счастье и социальной гармонии.

Дальше мы ехали почти не разговаривая. Юля сконцентрировалась на вождении, пытаясь пробиться через бесконечную пробку. Счастливые водители виртуозно мешали друг другу и переговаривались красноречивыми всем известными жестами, а когда очень допекало, то и простыми матерными словами, высовываясь из окон. Основной частью автомобилей в нашем ряду были куцые, пластмассовые малолитражки, напоминающие капли на колесах. Наконец мы добрались до развязки, свернули с автострады, и машина поехала чуть быстрее.

— Сейчас уже приедем, — сказала девушка, углубляясь в хаос дворовых разъездов. Тенденция возводить в Москве дома по непонятной нормальному человеку системе, сохранилась и до этого времени. Мы что-то объезжали, возвращались назад, и, наконец, остановились возле серого многоэтажного дома.

Особой красотой строение не отличалось. Если же подходить к нему с позиции архитектурной эстетики, то было даже некрасиво и напоминало многоэтажный барак, скупо украшенный керамической плиткой и ржавыми дождевыми потеками.

Мы вышли из машины и сразу же направились в ближний подъезд. Я бросил выпендриваться, и шел обычной походкой усталой женщины-труженицы. Во дворе было совсем темно, и все равно некому было оценить моей элегантности.

— Лифт-то здесь хоть работает? — спросил я.

— Раньше работал, сейчас не знаю, — ответила Юля.

Мы вошли в слабо освещенный подъезд. В вестибюле, сидящая прямо на полу, компания подростков пила пиво. Я тотчас напрягся, ожидая замечаний в свой адрес. Однако взрослые тетки тинэйджеров не заинтересовали, и мы без задержки дошли до лифта. Он, увы, не работал, и нам пришлось подниматься на десятый этаж пешком.

— Устала, — сказала Терентьева, опускаясь на стул прямо в крохотной прихожей. — Целый день на ногах…

Я быстро осмотрел квартиру. Была она, действительно, крохотная. Десятиметровая комната, прихожая, она же кухня, в будочке туалет и душевая ниша. Все, как говорится, миленько, но очень скромно.

— Проходи, — пригласила Юля, — я сейчас…

Оставив возле входа туфли, я, наконец, смог разжать пальцы ног, скованные их узкими носками. Прошёл в комнату. Там помещалась одна большая кровать, столик у окна и небольшой шифоньер. Прямо светёлка семнадцатого века: тесно и только самое необходимое.

— Как тебе здесь нравится? — спросила хозяйка, входя вслед за мной в комнату. — Я тут просто отдыхаю душой!

— Не Версаль, но очень мило, — не вдаваясь в подробности и оценки, ответил я.

— Сейчас переоденусь и займусь тобой, — сказала она, открывая дверку шифоньера. — На тебя мой халат налезет?

— Не знаю, — ответил я, — в крайнем случае, я могу и в полотенце походить.

Юля кивнула и начала раздеваться, аккуратно вешая вещи в шкаф. Похоже, женская одежда лишила меня пола, она меня совсем не стеснялась.

— Я тоже, пожалуй, разденусь, — сказал я. — И как только вы все это носите!

— А тебе идет женское белье, — игриво сказала она, когда я с трудом стянул со своих чресл плотно облегающие брюки и остался в одном сексуально просвечивающем неглиже.

Пока я смотрел, куда пристроить свое, жуткой кислотной расцветки великолепие, Юля сняла последние предметы туалета, которые я с таким трудом на неё надел и спросила:

— Ты, вообще-то кто?

— Я же тебе говорил, что сибиряк.

— Нет, кто ты по ориентации?

Вопрос оказался для меня не совсем понятный, я так давно был оторван от культуры и цивилизации, что напрочь забыл о модных течениях в половом вопросе. Потому и ответил не сразу, а с небольшой заминкой:

— Ну, этот, как его, натурал.

— А какие виды секса ты предпочитаешь? Какие у тебя эротические фантазии?

На это вопрос я сразу ответить не смог, тем более что предпочитал и предпочитаю один единственный вид секса — гетеросексуальный. Однако такое примитивное решение теперь, кажется, было не в ходу, потому я пожал плечами и, чтобы между нами не было недоговоренностей, сказал прямо: