Таким образом, Ленин и большевики являлись «сторонниками сохранения крупного централизованного, унитарного государства, развивающегося как социалистическое по характеру своей социально-политической системы и допускающего национально-территориальную автономию отдельных народов в рамках этого единого государства»[336]. Им, следовательно, было не по пути с Парвусом и теми, кто преследовал цель территориального раздела России.

Отсюда логически вытекала конкретная политика большевиков по восстановлению территориального единства России, существенным образом нарушенного после февральского переворота. В. В. Шишкин пишет:

«К концу 1918 года советская власть существовала лишь на территории, примерно равной по своим размерам феодальной Московии до завоевательных походов Ивана Грозного. Спустя четыре года части бывшей Российской империи за относительно небольшим изъятием вновь были включены большевиками в единое государство, которое по своему сплочению и подчинению центральному руководству по крайней мере не уступало старой самодержавной монархии. Это, помимо прочего, стало результатом достаточно последовательной национальной политики новой власти, которая проводила ее, в то же время сообразуясь с реальной обстановкой, складывавшейся после Октября 1917 г. в национальных окраинах России и в пограничных с ними государствах»[337].

Стало быть, большевикам потребовалось всего четыре года для восстановления единой России. Чтобы по-настоящему оценить данный факт, надо вспомнить, в каком состоянии распада находилась страна вскоре после Октября. В одном из докладов, переданных германскому статс-секретарю в начале декабря 1917 г., читаем:

«Обстановка в самой России неописуема. Образовалось множество различных независимых республик, и последняя новость – возникают уже немецкие республики военнопленных. В некоторых местах, где были расположены лагеря военнопленных, хаос и беспорядок позволили пленникам взять управление и организацию питания в свои руки, и сейчас они кормят не только себя, но и окрестные деревни. Русские крестьяне чрезвычайно довольны таким оборотом дела и вместе с пленными образовали что-то вроде республиканского правления, которое возглавляют немецкие пленные. Это можно назвать новым явлением в мировой истории. Поистине Россия в еще большей степени, чем Америка, страна неограниченных возможностей»[338]. Автор доклада, как видим, рисует обстановку полного паралича центральной власти. И тем не менее большевистская власть утвердила себя и восстановила государственное единство. И в этом ее бесспорная заслуга.

Объединительная политика большевиков наталкивалась на упорное сопротивление иностранных государств, заинтересованных в раздробленной России[339]. Вернув национальные окраины в лоно российской государственности, большевики предотвратили тем самым экспансию соседних государств против этих окраин[340].

Кто бы как ни относился к Ленину и большевикам, нужно все же признать, что именно они помешали антирусским мировым силам реализовать план раздробления России и ликвидации ее как великой державы.

Восстановив территориальную целостность России и вернув таким образом к жизни великую державу, самодостаточную по своим внутренним ресурсам и возможностям, самобытную по своему традиционному укладу державу, подобную целому миру, большевики неизбежно должны были оказаться перед перспективой «национализации» Октябрьской революции, или строительства социализма в «одной стране». К тому же вела, как мы уже отмечали, и утрата надежд на мировую революцию. Что же ими было построено?

Официальная советская историография вслед за партией утверждала, что в СССР к исходу 30-х годов социализм был построен в основном, а к началу 60-х – полностью и окончательно. При этом социализм мыслился как творчество многомиллионных масс, в процессе которого государство, совершенствуясь, постепенно передает свои функции ассоциациям трудящихся.

Но существуют и другие взгляды на характер общества, созданного в СССР. По мнению Н. А. Бердяева Советская Россия – это «страна государственного капитализма, который может эксплуатировать не менее частного капитализма»[341]. И. Р. Шафаревич, рассматривая социализм как явление мировой истории, древней и новой, видит воплощение социалистического идеала в России в форме государственного социализма, где государству принадлежит ведущая роль[342].

Недавно Ю. И. Семенов пытался ответить на вопрос «какой общественный строй возник в нашей стране в результате Октябрьской революции 1917 года». Он отмечает, что этот строй «характеризуют и называют по-разному. Крайности нередко сходятся. Самые верные защитники именуют его социализмом. Так поступают Н. Андреева, В. Анпилов и их приверженцы – члены ВКП(б) и РКРП. Термины «социализм» и «коммунизм» используют для обозначения этого строя и самые ярые его противники, например, А. И. Солженицын. Что же касается многих других, то они чаще всего употребляют слово «социализм», но с добавлением эпитетов: государственный, бюрократический, казарменный, тоталитарный, феодальный. Говорят также и о «сталинской модели социализма». Реже, но встречаются и такие характеристики, как государственный капитализм, рабовладельческо-феодальный строй и, наконец, азиатский способ производства. Широкое распространение получили термины «командно-административная система», «авторитарно-бюрократический строй», «тоталитарный строй» и т. п.»[343].

Семенов отвергает перечисленные варианты толкований общественного строя СССР, полагая, что «у нас существовал особый антагонистический способ производства, основанный на очень своеобразной частной собственности. Нередко частную собственность отождествляют с собственностью отдельного лица. Это неверно. Частная собственность есть такая собственность части общества, которая позволяет ей эксплуатировать другую ее часть. Частными собственниками могут быть члены господствующего класса, взятые по отдельности. Это – персональная частная собственность. Частная собственность может быть групповой. Таковой является акционерная собственность при капитализме. И, наконец, средствами производства могут владеть все члены господствующего класса, вместе взятые, но ни один из них в отдельности. Это – общеклассовая частная собственность. Существовавший у нас эксплуататорский общественный строй был основан на общеклассовой частной собственности, выступавшей в форме государственной. С этим связано совпадение личного состава государственного (точнее, партийно-государственного) аппарата с классом эксплуататоров. Такой способ производства можно было бы назвать политарным или просто политаризмом (от греч. полития – государство), а членов господствующего класса – политаристами. Он очень сходен с тем, что существовал в странах Востока с древнейших времен вплоть до XIX в. и известен в литературе под названием азиатского способа производства. О том, что у нас номенклатурные работники являлись господствующим классом, народ догадывался уже давно. Кому не известно выражение «советская буржуазия» или насмешливые названия «дворянское гнездо» и «царское село» для обозначения групп домов и дачных поселков, в которых обитала наша аристократия. Как видно из сказанного, никакого социализма ни в нашей стране и ни в одной из стран, носивших название социалистических, не существовало. Термин «социализм» был ширмой, за которой скрывался политаризм»[344]. Семенов, как нам думается, слишком упрощает проблему, определяя советский общественный строй как только эксплуататорский, а тем более – антагонистический. Каким он был в действительности?