Марта словно чувствовала состояние нервной системы ребенка. С удивлением Артем наблюдал, как его собака, обычно демонстрирующая различные стили поведения — от дружелюбия до недовольства, в зависимости от ситуации, — теперь вела себя ровно и показывала неведомую раньше любовь к ритуалам, как только переступала порог квартиры своего маленького пациента. Чуть вильнув хвостом, приветствуя открывшую дверь женщину, она тут же трусила в комнату, осторожно садилась перед Никитой, слегка наклоняла голову и замирала в ожидании. Мальчик немедленно подходил, обнимал овчарку за шею и начинал что-то торопливо лопотать ей на ухо. Артем подозревал, что тесные объятия ребенка душат Марту, его жаркий шепот неприятно бьет по ее барабанным перепонкам, а ножки в сандалиях то и дело наступают на передние лапы, но овчарка ни разу не позволила себе не только выразить недовольство такой фамильярностью, но даже отодвинуться от малыша, высвободиться, избежать слишком назойливого контакта. Она терпеливо ждала конца церемонии приветствия и, как только ребенок разжимал кольцо рук, ложилась у его ног и смотрела на него неотрывно, помахивая хвостом, будто спрашивая, какие развлечения он предложит ей на этот раз.

А развлечений было немало. Больше всего нравилось Никите мериться с собакой силой. Он клал игрушку перед мордой овчарки, дожидался, когда она возьмет ее, и тут же начинал тянуть в свою сторону. Марта, которая частенько демонстрировала Артему, на что способна в такой игре, теперь и не думала показывать свой пыл. Она, конечно, сопротивлялась, но делала это настолько спокойно, настолько плавно и безэмоционально, что становилось совершенно понятно: собака прекрасно осознает, что с противоположного конца в потрепанного зайца вцепилась хрустальная ваза, которую ни под каким видом нельзя уронить. Надо ли говорить, что в таких схватках мальчик всегда выходил победителем, хотя Артем совершенно не сомневался в том, что, несмотря на почтенный возраст, при желании Марта вырвала бы победу в считаные секунды, но она предпочитала поднимать белый флаг. И когда вожделенный заяц оказывался в руках мальчугана и его радостный клич эхом разносился по всей квартире, Артем мог поклясться, что оставшаяся ни с чем и чуть запыхавшаяся, свесившая язык Марта вовсе не для того приоткрывала пасть, чтобы вдоволь надышаться. Нет! Она улыбалась.

Другим доставлявшим ребенку немалую радость занятием были прогулки с собакой. Никита приносил поводок, и Марта с готовностью позволяла ему пристегнуть карабин к ошейнику. Мальчик с гордым видом выводил овчарку на площадку, Артем шел рядом. Сначала он сопровождал эту пару из соображений безопасности, потом из любопытства. Казалось, что в непредвиденной ситуации Никита не сможет удержать контроль над собакой, которая привыкла подчиняться голосовым командам, но через какое-то время стало понятно: мальчишка общался с Мартой на том языке, который она прекрасно понимала. Он стучал себя по ноге, и собака моментально оказывалась рядом, вытягивал руку вперед — она садилась, прикасался пальцами к земле — ложилась, дергал кистью руки вверх — лаяла, собирал пальцы в горсть — служила. Овчарка откликалась на любую просьбу и выполняла задания бессчетное количество раз, несмотря на старые кости, боль в суставах и отсутствие съедобного поощрения. Старалась она ради нескольких минут беззаботного смеха, ради того, чтобы хотя бы на мгновение с лица ребенка исчезло выражение вечной настороженности и отрешенности, не покидающее его годами, и еще — Артем смел надеяться — для того, чтобы, вернувшись наконец домой и растянувшись поперек комнаты, почувствовать на своем животе теплую руку хозяина и услышать вожделенное: «Молодец, Марта!»

Похвала была абсолютно заслуженной. Собаке удалось сделать то, над чем до этого несколько лет безуспешно бились многочисленные врачи. Если бы Артем обладал полномочиями, он бы немедленно выдал своей овчарке диплом терапевта, но Марта уже слишком стара для того, чтобы записываться в студенты.

— Ты мог бы открыть свой центр помощи детям. От посетителей бы отбою не было, — говорила мать мальчика.

— Такие центры уже существуют. И я с одной тринадцатилетней овчаркой им не конкурент.

— Почему?

— Да потому что тесты на готовность щенка работать терапевтом проводятся собакам практически с младенческого возраста. С ними начинают работать с пяти-шести недель, а когда они достигают шести месяцев, переходят к серьезному обучению.

— Значит, этот метод не ты придумал?

— Нет, что ты! — Артем вспомнил прочитанную статью. — Считается, что родоначальником анималотерапии стал американский врач Борис Левинсон, практиковавший в середине прошлого века. Как-то к нему на прием пришла женщина с ребенком, который страдал серьезным психическим заболеванием. К удивлению врача и женщины, обычно мрачный и замкнутый мальчик сразу же обратил внимание на жившую у Левинсона дворнягу Джилгс. Он начал обнимать и гладить собаку, играть с ней. Врач не стал лишать ребенка этого удовольствия, разрешал общаться с собакой столько, сколько тот того хотел, и в результате мальчик выздоровел. После этого случая Левинсон стал использовать общение с животными не только для лечения детей, но и взрослых, и общение это служило панацеей не только от нервных расстройств, но и от весьма серьезных диагнозов. Вот такая теория. Хотя на самом деле я слышал, что еще в восемнадцатом веке при английской психиатрической больнице «Йорк Ретрит» содержали целый «штат» собак, кошек, кроликов и даже птиц, потому что главный врач этого малоприятного заведения считал, что, ухаживая за животными, его пациенты получают заряд положительной энергии. И был, кстати, совершенно прав. Между прочим, действительно, лечение с помощью зверей не ограничивается исключительно канистерапией[9]. Существует и рейтертерапия[10], и дельфинотерапия, и даже тюленетерапия.

— Но собаки же лучше, правда?

— Возможно. Вот увидишь: он у нас еще заговорит.

И Никита заговорил.

Артем как раз наблюдает, как мальчик забавляется с Мартой еще одной своей излюбленной игрой: он — дрессировщик, а овчарка — артистка цирка. Собака проползает змейкой между его ногами, кружится на задних лапах, прыгает через обруч. Никита держит первый хула-хуп на небольшой высоте, Артем — второй. Один прыжок, другой, и вот уже ребенок порывисто обнимает Марту и тихо, но внятно говорит: «Со-ба-ка Ма-та. Со-ба-ка хо-ло-сая».

— Иди сюда! — потрясенно кричит Артем. Он зовет маму Никиты посмотреть на чудо. Но чудес не случилось ни для мальчика, ни для собаки. Они продолжают играть как ни в чем не бывало. Облаченная в юбку, с бумажной короной на голове, Марта сидит на диване. Ребенок стоит перед ней. Вот он делает чуть заметное движение рукой, и собака приподнимается: передние лапы согнуты и прижаты к груди, морда вытянута вперед, уши не шелохнутся. Женщина не слышала того, что прозвучало несколько секунд назад, она видит только то, что происходит на ее глазах. Она с нежностью смотрит на собаку, она улыбается, она хочет сказать Артему что-нибудь очень приятное, и она говорит: