– Здесь, – ответила я. – Вот и я, дорогая свекровь. Если не нравится «свекровь» – могу называть Вас мамой!

– Помолчи, Карлитос! – сквозь зубы зашипел на меня Иво и, когда, за его спиной появилась бывшая девушка, мне всё стало ясно…

– Значит, ты невеста Иво? – надменно спросила она.

– Да, невеста. Так что тебе теперь здесь делать нечего!

– Милли… Боюсь, ты не заметила, что это была шутка… насчёт невесты, – вмешался Иво.

– Шутка… – я растерялась. – Хочешь сказать, ты надо мной посмеялся?

– Да, маленькая шутка… Я и не думал, что ты примешь всё всерьёз!

– Нет… Я и не приняла всерьёз! Просто Иво не сказал, что всё уже закончилось, и что можно больше не разыгрывать вас… – пытаясь спасти остатки собственной гордости, сказала я всем собравшимся.

Еле сдерживаясь от слёз, я ушла из гостиной. Я прибежала в свою комнату, достала фото Блондина и порвала его в клочья. Слёзы душили меня. Предатель! Негодяй! И какая я дура! Идиотка! Снова купилась на его уловки, а он смешал меня с грязью в который раз!

– Знаешь что, Бабочка? Мужчины – это как футбол. Там можно выиграть или проиграть. Выйти в чемпионы или вылететь из турнира. Но чемпионат всё равно продолжается. И тебе нужно думать о следующем турнире!!! Просто это поражение выбило меня из строя, понимаешь? Как мне больно… Ты не представляешь, как мне сейчас больно. Они сейчас надо мной смеются, уроды… Ты не представляешь, Бабочка, как мне плохо…

***

– Кажется, принцесса очнулась, – сказала Марта противным голосом. – Я знала, что ты недотёпа, но не настолько же. Ну, что, тебе подрезали крылья?

– Ты права, мне подрезали крылья, – у меня не было сил даже спорить с ней.

По распоряжению Доньи Бернардо принёс мне завтрак прямо в комнату. Я уговаривала его забрать поднос, но дворецкий так и не согласился. Всё твердил, что это приказ сеньоры. Еда не лезла мне в горло. Поэтому я предложила свой завтрак Лине и та охотно его съела.

Я собралась с духом, переоделась в униформу и отправилась навестить Пабло. Он был единственным, кто не знал о том, что произошло вчера в доме. Мне хотелось поговорить о чём-то отстранённом, а не слушать слова жалости в свой адрес.

Пабло сразу понял, что со мной что-то не так.

– У тебя грустные глаза, Милли. Что случилось? – спросил он.

– Давай не будем об этом, – попросила я. – Глупости это всё. Я глупая.

– Нет, не глупая… Ты прекрасна!

– Перестань!

Я решила перевести тему и спросила про неоконченный портрет невесты Пабло.

– Когда ты закончишь рисунок?

– Никогда, – резко сказал Пабло. – Давай договоримся: ты не говоришь о своих глупостях, о которых не хочешь говорить, а я не говорю о своём прошлом?

– Хорошо, – согласилась я. – Почему ты не выходишь из своей комнаты? Ответ «коляска» не принимается. Я знаю много людей на колясках, которые радуются жизни больше чем те, кто умеет ходить, и даже занимаются спортом.

– Я не такой.

– А я не верю. Мне кажется, тут дело в другом. Скажи, что ты просто хочешь, чтобы твой отец чувствовал себя виноватым?

– Не совсем. Я хочу, чтобы мой отец хотя бы признал свою вину и извинился передо мной. Я хочу, чтобы он ощутил мою боль.

– Простите, сеньорита, но нам нужно проделать кое-какие процедуры с хозяином, – сказал Бернардо, входя в комнату. – Вас зовёт сеньора Анхелика. Вы можете вернуться сюда позднее.

– Ладно, «оловянные глаза». Увидимся, Пабло.

Я знала, что сейчас Донья будет выпытывать из меня информацию, поэтому, стоя у дверей, я попыталась взбодриться зарядкой для лица. Я быстро покорчила рожицы и взбила руками волосы. Кажется, так я стала выглядеть менее измученной.

Я сказала ей, что просто плохо спала ночью. К счастью, Донья всё понимала сама и не стала докучать мне вопросами, а лишь дала несколько поручений и перенесла наше занятие на другой день.

В гостиной меня остановил Блондин.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Что ты ещё хочешь мне сказать?

– Ты не поняла шутки и побежала жаловаться к бабушке. Теперь она отказывается участвовать в моём новом проекте. Всё из-за тебя!

– Слушай, ты! Ты меня совсем не знаешь. Если бы я хотела тебе что-то сказать, то сказала бы прямо в лицо и не стала бы никуда ходить. Особенно жаловаться твоей бабушке.

– А почему ты не пришла ко мне, почему побежала к бабушке?

– Я ещё раз тебе говорю! Я никуда не бегала! Я, наоборот, сегодня всех избегаю, чтобы не ввязываться в разговоры! А ты. Знаешь, кто ты? Ты…

Мне стало так обидно. Так больно. Эмоции переполнили меня, и из глаз полились слёзы.

– Почему ты так со мной поступил? Почему? Я ведь люблю тебя! Люблю по-настоящему. Всем сердцем. Зачем ты постоянно делаешь мне больно?! – я больше не могла оставаться с ним рядом и просто сбежала.

– Милли, – только и мог пробормотать Иво. В его голосе я почувствовала боль… или жалость.

***

Всю эту неделю я посвятила занятиям с Доньей. И старательно избегала всяческих разговоров о той истории, а остальную часть времени пряталась в комнате Пабло.

Мы очень сблизились за это время. Он понимал меня, как никто.

Он не жалел меня, а разговаривал на ровне.

Сегодня мы больше обычного болтали с Пабло, и мне очень захотелось вправить мозги его отцу. Мне надоело, что эти двое отгородились друг от друга. Один – прячется в своей комнате, другой – не слишком стремится поменять существующее положение вещей.

В гостиной Бернардо наряжал большущую красивую ёлку.

– Я никогда не видела такой большой ёлки, Берни! У хозяев всё с размахом. Большое Рождество, большая ёлка, большой дом, много еды и подарков. А что прислуга этого дома делает на Рождество? Где Вы, например, проводите праздник?

– Здесь… Я работаю, – растерянно ответил он.

– Это несправедливо! Рождество надо проводить с семьёй или друзьями.

– Не говорите глупостей.

– Это не глупости, Бернардо.

– Сеньор Бернардо, – поправил он.

– Хорошо, сеньор Бернардо. Рождество – это единственное, что у нас есть. Мы не можем позволить отнять у нас и его тоже. А давайте-ка поставим свою ёлку на кухне. Пусть небольшую. Зато нашу. Ну же, Берни, позвольте нам поставить ёлку на кухне, пожалуйста.

Бернардо пристально посмотрел на меня, и я увидела в его глазах что-то такое… Вот будто видишь кого-то знакомого, родного человека, с кем давно не встречался… Мне показалось, что на его глазах даже выступили слёзы.

– Вы вдруг напомнили мне…