Он не был уверен, что получится, и теперь даже не слишком обрадовался.

– Я умею плавать! – крикнул он прерывающимся голосом в темноту. – Слышите?! Мне это не нужно – я умею плавать!

Ответом ему был плеск волн, пару раз что-то стукнуло по дереву, как будто копытом.

А потом раздался смех – раскатистый, громогласный, задорный.

– Вот так-так! Эй, твое высочество, ты же чуть двоюродного дядюшку не угробил. Рыба-то хоть при тебе?

– Я…

– К берегу давай, к берегу, хватит на сегодня болтовни. К лодке я прицепил буек, завтра, как рассветет, вытащим. Вот тогда уж наплаваешься вдосталь.

* * *

– …тех, кто на самом деле сможет помочь. Твой отец все-таки собрал вокруг себя достойных людей, согласись. Вот из них – совет или что-нибудь вроде; собственно, он ведь совет и оставил править на то время, пока мы сюда…

– Этого мало, – сказал вдруг принц.

– Что, прости?

– Совет – это хорошо, но нам нужно другое. Если уж выпрыгивать из лодки… – (Ронди скривился.) – Вот что – ты читал «Книгу Стерха»?

– Ну-у-у… проглядел, скажем так.

В лучшем случае – проглядел: Ронди большей частью путался у всех под ногами, стараясь быть незаметным и в то же время не терять из виду Ласточку. У него, видимо, и разговор с ней случился, по крайней мере, накануне вечером Рифмач вызвался помочь ей с водой, а поздней, весь задумчивый и печальный, убрел куда-то вдаль по берегу. Это, в свою очередь, позволило ему оказаться в нужном месте в нужное время; решив, что принц с мастером тонут, Ронди бросился их спасать. Промок до нитки, едва не утопил обоих, безнадежно загубил лучший свой плащ.

Некогда ему было «Книгу» читать.

– А ты прочти. Внимательно, как «Книгу Предчура». И задумайся вот о чем: это ведь только половина правды. Ты хочешь, чтобы о случившемся судили только по ней?

Рифмач потер обгорелую на солнце шею.

– Так, – сказал, – и дальше что? Предлагаешь ее потерять по дороге? Все-таки Стерх старался, писал… проделана большая работа.

– Да ну что ты, довезем в целости и сохранности! Но – помнишь, мастер говорил о законах природы и прочем всяком вздоре? Будто бы к Темени имели шанс доехать лишь те, кому… ну, роли были расписаны, назначены цели. Стерху следовало написать новую «Книгу» и заложить основы очередной традиции. Отцу и мне… – тоже понятно. А ты, Ронди, – зачем здесь, в этой истории, ты? Ну не Ласточку же охмурять.

Рифмач промолчал – то ли обиделся, то ли задумался.

– И к чему клонишь? – спросил наконец.

– К тому, что ты и так знаешь. Людям плевать на то, как все было на самом деле. Напиши свою историю. Пять своих историй – и все разные! И чтобы каждая была правдивей истинной правды! То, что мы совершили здесь, – ничто, Ронди. Если ты все-таки откроешь «Книгу Стерха», увидишь: это не книга, а летопись, скупое перечисление фактов. Половина из тех, кто когда-нибудь возьмет ее в руки, уснет прежде, чем дочитает до конца. – Он посмотрел на Рифмача со странной усмешкой. – На самом деле мы ничего не совершили, Ронди. Вообще ничего. Ты хоть понимаешь, какая тебе выпала уникальная возможность? Предчур всеблагий, да ты ведь не догадываешься даже! Вспомни наш сон, Рифмач!

– Хотел бы я его забыть.

– Устои, Свод небес – все это появилось позже. Мы вынуждены поддерживать их… механически, да, механически, вот верное слово! Весь этот миропорядок, жертвы, мастера дороги, кровь, огонь в чашах – это костыли, Ронди, подпорки. Нам нужна другая традиция. Я уже все придумал. Люди, Рифмач, нам нужны люди! – Он поглядел в небо, прищурившись, как будто пытался увидеть нечто далекое, может, еще и не существующее. – Камень прочнее плоти, но… на самом деле все наоборот. Мы с тобой возьмем лучших из лучших: доблестных, смелых, искренних, – и создадим… я не знаю… гильдию или круг, для начала – хотя бы двенадцать. Чтобы разъехались во все уголки земли, чтобы несли с собой огонь, который хранится вот здесь, в груди. Сердца будут их чашами, кодекс – устоями. И отныне люди будут держать Свод небес, а может, вовсе его отменят, сделают ненужным. Никаких жертв, Ронди, никаких!.. Вот что имел в виду мастер, когда обрушил ту колонну. Вот чему он пытался научить меня в лодке. Сейчас у нас есть шанс, понимаешь? – именно сейчас! И ты… ты напишешь свои поэмы, дружище, – о том, что здесь случилось, но – придумаешь все сам.

Они ехали по дороге, Рифмач слушал, сперва молча, затем стал перебивать и подхватывать на лету фразы, заканчивать их за принца и в какой-то момент вытащил из кошеля на поясе книжечку с карандашом и принялся сразу записывать что-то, бормоча себе под нос, хмыкая, кивая.

«Ну вот, – думал принц, – теперь все складывается как нельзя лучше, самое сложное мы совершили, а с остальным… с остальным справимся. Будет, конечно, непросто: после стольких бед и разочарований убедить людей, но – а что, если как раз это и поможет, им ведь сейчас очень важно во что-то верить. Мы дадим им правду, которая выше истины, ясней и чище, и мы дадим пример, живых людей, а не убогие колонны. Мы… мы, во всяком случае, должны попытаться!»

Венец короля он вез в переметной суме: до официальной церемонии принц и не осмелился бы его носить, но вот сейчас, всего на миг, ему показалось, что венец уже на голове и давит на виски, на затылок, давит с чудовищной силой, и не сбросить его, даже на миг не приподнять. Представил свое будущее, год за годом.

Он побледнел и сжал губы, но промолчал: Ронди был слишком увлечен новой идеей, уже выстукивал пальцами ритм по луке седла, улыбался по-дурацки, как ребенок. Да и что ему скажешь?

Чашу, возле которой они когда-то встретили мастера, Рифмач объехал, даже не заметив. Он отпустил поводья, и конь просто шагал по плитам, заблудиться тут было невозможно.

Принц придержал своего каурого перед чашей и какое-то время вглядывался в пламя. Как будто хотел запомнить, навсегда унести этот образ с собой.

Огонь уже почти погас, но принц знал, что мастер сюда больше никогда не придет.

Он обернулся – и увидел там, откуда они приехали, знакомый силуэт. Не мастера – Ласточки. Девушка стояла на дороге и смотрела им вслед… кому именно, задумался он, с кем из нас двоих она пришла попрощаться?

Принцу удалось перемолвиться с ней всего-то парой слов – как раз перед тем, как мастер позвал проверять верши. Ласточка несла в руках клубок почти невесомой нити – серебристой, едва сиявшей в лунном свете. Принц заметил девушку издалека и пошел навстречу… ну, чтобы помочь, наверное.

– Да нет, спасибо, я и сама справлюсь. – Губы ее дрогнули, как будто Ласточка изо всех сил сдерживала улыбку. – Это… тонкая материя, ее легко порвать или запачкать, особенно если нет сноровки.

– «Цикады и сверчки»? – вспомнил он. – А я тогда подумал… ну…

– Что я слегка не в себе? – Ласточка все-таки не выдержала и улыбнулась. – Наверное, это странно: попасть туда, где все устроено иначе. Я вот тоже думала: как это, когда летать можешь только во сне, очаг разжигать – с помощью огнива и никак иначе, когда, если потерял руку или ногу, – навсегда остаешься калекой. Страшно, наверное?