– Кто идет по коридорам

шагом быстрым, шагом скорым?

КОРОЛЬ

(на нем по-прежнему венец из терна, однако на плечах уже нет алого плаща; в руках держит витую свечу):

– Расступитесь силы тьмы,

твари смерти и зимы!

Возвратить мирянам лето,

юность – старцам, речь – немым

я пришел сюда. И светоч

воссияет над людьми!

СТРАЖИ

(скрестив пики, щелкая кастаньетами при каждом слове):

– Не пройдешь, коль в жилах кровь.

Сердце бьется вновь и вновь.

Слышим стук,

идем на звук,

пахнет

пряно

твой испуг.

Напои нас,

отцеди нам

света,

жара,

речи дара, –

дай вкусить

из этих рук.

КОРОЛЬ

(очерчивает свечой круг, капая воском на доски помоста; затем берет ритуальные нож и чашу, надрезает ладонь и, держа так, чтобы было видно всем зрителям, сцеживает туда три капли крови):

– Подходи и дар бери –

ты, стоящий у двери.

Но сперва, о пращур-стражник,

Путь открой мне в лабиринт!

Затем КОРОЛЬ пляшет лабиринтеллу, оставаясь в пределах очерченного им круга. При этом совершает выпады свечой, но актер всегда должен следить за тем, чтобы огонь не погас.

Наконец в последнем движении он высоко вскидывает свечу – как будто пронзает ею что-то у себя над головой – и позволяет каплям воска стекать прямо ему на голову, на венец из терна».

* * *

«И когда он рассек ее брюхо, яд хлынул из раны и обжег ему ладони, но хитрый Ворон знал, что так будет, и заранее смазал руки жиром. Поэтому яд не смог прожечь плоть до кости и не проник в кровь.

Однако хитрый Ворон не учел другого: из-за жира рукоятка меча стала скользкой, и тот вывернулся из ладоней. Брызги от яда разлетелись во все стороны, и несколько капель попало на лицо.

Вот почему с тех самых пор все вороны черны, будто обуглившаяся плоть».

* * *

«Эпизод 54

Наплывом – вход в Темя.

Камера пролетает над храном, демонстрирует крупным планом все усики, шипы, жвала, задерживается перед фасетчатым глазом – потухшим, безжизненным. Движется дальше, замирает перед самим входом. Видны плотно сомкнувшиеся мандибулы, на одной – бабочка. Перебирает лапками, едва подергивает истрепанными крыльями.

Вдруг – едва заметный толчок изнутри, бабочка взлетает и кружится над тем местом, где сидела. Снова опускается на мандибулу.

Пауза.

Еще один удар изнутри, уже сильнее. Бабочка пляшет в воздухе.

Удар следует за ударом. Наконец слышен треск – кусок мандибулы отваливается и падает наружу.

Открывается пролом, которого в принципе достаточно, чтобы взрослый мужчина вылез наружу. Но кто-то или что-то продолжает биться изнутри, расширяя отверстие.

Наконец пролом увеличился до размера дверного проема. Видим изнутри движение. Крупным планом – подножие храна, усеянное обломками мандибулы.

На обломки наступает нога, давит их с хрустом.

Камера поднимается выше и выше – и мы видим истрепанную, грязную одежду, выше – лицо КОРОЛЯ. Сверкает нетронутая грязью и сажей корона.

Потом резко – общий план.

Видим, что руки у короля оплавлены почти до локтей. А плечи сбиты в кровь – ими он и пробивал себе путь наружу.

КОРОЛЬ делает еще один шаг и падает.

Бабочка садится на зубец короны.

Вдруг сильный порыв ветра буквально сметает бабочку прочь. Слышно хлопанье крыльев и лошадиное фырканье. Лошадиный нос тычется в щеку КОРОЛЯ.

Затемнение».

* * *

«…и проснулся принц, и понял, что Ронди Рифмач тоже пережил во сне странные видения, потому что сейчас Рифмач сидел на расстеленном плаще и был белее мела…»

«15

– Все впустую? – прошептал Рифмач.

С самого утра он был непривычно молчалив, ехал, сутулившись, время от времени бросая на принца косые взгляды. Тот делал вид, будто не замечает.

О сне, который видели, старались не говорить. О сне – и о том, что он мог значить.

И вот…

– Неужели все впустую?

Ронди кивнул на колонну – ту самую, до которой их провожал мастер дороги.

Колонна лежала поперек пути, чаша разлетелась на сотню мелких осколков. Паук-лабиринтник уже протянул свою паутину между основанием колонны и ближайшими кустами.

– Но ведь король все сделал правильно! Мы же с тобой это понимаем, да?

Принц посмотрел на Рифмача с удивлением:

– Конечно, правильно.

– Тогда отчего… все это? Ты чувствуешь? Чувствуешь?! Опять ощущение такое, как будто идешь по дну океана. Или даже нет – словно тебя посадили в бассейн и наблюдают, скучая и посмеиваясь.

– История снова… прорастает сквозь нас, из нас.

– Выходит, – сказал Ронди, – король не справился?

Принц дернул себя за жиденькую бородку, которая наросла за эти несколько дней, рассеянно покачал головой.

– Не знаю, как объяснить. Я и сам-то не уверен, что правильно понимаю. Мы во сне видели только край, осколок…

Вот как по этим черепкам можно восстановить вазу – и форму ее, и узор? А здесь… здесь еще хуже.

Когда-то они сильно отличались от нас, может, намного сильнее, чем мы сейчас отличаемся от зверей. Ты ведь сам видел: они похожи, но…

– Но другие, – кивнул Рифмач. – И от этого мороз по коже. Когда они там превратились… я чуть не проснулся от ужаса.

– Они не превращались, Ронди. Превращаться – это с усилием взять и измениться. А здесь… Вот я сейчас возьму и спешусь. Или чихну.

– И раньше такими были все мы. Вот почему наиболее древние, знатные семейства носят имена птиц.

– Раньше, – тихо сказал принц, – это были не “мы”. Не люди. Они во всем походили на животных – да что там, они и были животными, еще одной разновидностью. Просто чуть умнее собак или воронов, примерно как дети, когда им только год-полтора. Не осознающие самих себя дети. Да, с этого, думаю, все и началось. С того, что снова кто-то когда-то осознал самого себя. Сказал о себе “я есть” и стал изменять мир, переустраивать его.

– “Снова”? – переспросил Рифмач. Он запрокинул голову и посмотрел вверх, прямо на меня. – Что ты имеешь в виду, когда говоришь “снова”? И – ты чувствуешь, за нами, кажется, продолжают…»