Эта перемена проста, но очень существенна. Столицы теперь находятся в пределах досягаемости, и революция мобильности с ее более доступными и дешевыми путешествиями и более быстрой передачей информации упрощает взаимодействие между правительством и теми, кем оно управляет. Однако возникли и новые политические роли, стало больше выборных объединений и государственных должностей. Политическая деятельность перестала быть чем-то недоступным, а круг лидеров – клубом для избранных. Учитывая, что суверенных государств за последние полвека стало в четыре раза больше, многие барьеры для доступа к значимым постам стали не такими пугающими, как прежде. Не следует приуменьшать масштаб перемен, порожденных первым каскадом власти, лишь потому, что они кажутся нам такими привычными. Но следующий уровень этого каскада, растущая раздробленность и ослабление политики во всех этих суверенных государствах, таит другие неожиданности.

Во время так называемой “революции гвоздик” солдаты, запрудившие улицы Лиссабона, вставляли в стволы винтовок цветы, чтобы убедить население в своих мирных намерениях. Офицеры, 25 апреля 1974 года свергшие правительство Антонио Салазара (который скончался еще в 1970 году), сдержали слово. Положив конец почти полувековой диктатуре, на следующий же год они провели выборы, после которых в Португалии установилась демократия.

Однако “революция гвоздик” повлияла не только на Португалию. Расцвет демократии начался в основных странах Средиземноморского бассейна, которые ранее из-за послевоенных диктаторских режимов отставали в плане социального и экономического развития от остальных государств Западной Европы. Спустя три месяца после восстания в Лиссабоне пала хунта черных полковников, правившая Грецией. В ноябре 1975 года умер Франсиско Франко, и Испания тоже стала демократическим государством. Между 1981 и 1986 годами все эти три государства вошли в Европейское экономическое сообщество.

Волна распространялась. В 1983 году в Аргентине, в 1985-м в Бразилии, в 1989-м в Чили: во всех этих трех государствах закончился длительный и трудный период военной диктатуры. К тому времени, когда развалился Советский Союз, в Южной Корее, на Филиппинах, на Тайване и Южной Африке демократические реформы были в самом разгаре. Начиная с 1990 года в странах Африки однопартийные системы сменялись многопартийными. Революция гвоздик запустила процесс, который исследователь Сэмюэл Хантингтон назвал “третьей волной демократизации”. Первая началась в XIX веке с расширением избирательного права и появлением современных демократий в США и Западной Европе, но перед Второй мировой войной из-за распространения тоталитарной идеологии потерпела неудачу. Вторая пошла после Второй мировой войны с восстановлением демократии в Европе, но оказалась недолговечной, поскольку в странах Восточного блока и во многих государствах, недавно обретших независимость, утвердилась однопартийная система. Третья волна демократизации более длительная и масштабная. Демократических стран сейчас больше, чем когда бы то ни было. И что самое интересное, даже в оставшихся авторитарных государствах режимы становятся более мягкими, избирательная система укрепляется, а население осваивает новые формы борьбы, которую диктаторы оказываются не в силах подавить. И пусть местами случаются кризисы и спады, однако общемировая тенденция очевидна: власть утекает из рук автократов, рассредоточивается и быстро заканчивается (см. диаграмму на рис. 5.2).

Рис. 5.2. Рост числа демократий и упадок автократий: 1950–2011

Источник: по материалам Monty G. Marshall, Keith Jaggers, and Ted Robert Gurr, “Political Regime Characteristics and Transitions, 1800–2010”, Polity IV Project, http://www.systemicpeace.org/polity4.htm.

Факты подтверждают эту трансформацию. 1977 год стал временем расцвета тоталитарного правления: в мире было 90 автократий. По данным исследований Polity Project, к 2008 году в мире насчитывалось 95 демократий, всего 23 тоталитарных государства и 45 стран с промежуточными режимами правления{110}. Другой авторитетный источник, неправительственная организация “Дом свободы” (Freedom House), оценивала степень демократичности государств на основании того, проводятся ли в них регулярные, своевременные, открытые и честные выборы, даже если недостает некоторых других гражданских и политических свобод (тенденции по разным регионам см. в диаграмме на рис. 5.3). В 2011 году 117 из 193 исследованных стран были признаны выборными демократиями. Сравните с 1989 годом, когда этим требованиям отвечали всего 69 из 167 государств. Иными словами, доля демократий в мире увеличилась более чем вполовину всего за двадцать лет.

Рис. 5.3. Региональные тенденции (Freedom House, 2010 г.)

Источник: по материалам Freedom House. Freedom in the World: Political Rights and Civil Liberties 1910–2008 (2010).

Что же стало причиной столь глобальной перемены? Разумеется, повлияли и местные факторы, однако Хантингтон отметил и воздействие крупных сил. Слабое в экономическом отношении руководство многих авторитарных правительств ухудшило их репутацию. Средний класс набирал силу, требовал роста качества бытового обслуживания, более активного участия в жизни страны и в конечном счете большей политической свободы. Западные правительства и активисты поддерживали инакомыслие и предлагали вознаграждение за реформы – например, членство в НАТО или ЕС или доступ к средствам международных финансовых организаций. Католическая церковь при папе Иоанне Павле II поддерживала оппозицию в Польше, Сальвадоре и на Филиппинах. Успех порождал успех, а новая область влияния и скорость реакции СМИ только стимулировали этот процесс.

Известия о триумфах демократии распространялись от страны к стране, а поскольку население становилось все более образованным и все больше людей получало доступ к средствам массовой информации, разумеется, они стремились последовать примеру зарубежных собратьев. И в современной цифровой культуре этот фактор сработал подобно бомбе. Грамотность и образование, достижения, в которых и заключается революция множества, существенно упростили коммуникацию в международной политике и породили новые политические ожидания: революция ментальности выражается в главных ценностях, таких как свобода и самовыражение, и порождает потребность в том, чтобы политики представляли интересы общественности.