— Пистолеты или шпаги, милорд?

Джеймс, сдернув галстук, который завязал слишком туго в отсутствие камердинера, проворчал, что барон еще не выбрал оружия и лучше захватить и то и другое, чтобы не ошибиться. Робертс отнесся к этому предположению с полным пониманием, упаковав пистолеты в обтянутый кожей ящичек и сунув шпагу в ножны, после того как отполировал ее до блеска.

Точно в половине одиннадцатого Джеймс вышел из гостиницы и увидел поджидавшего его Клетуса Мак-Юэна. Сообщение, что они поедут в замок в экипаже Мерфи, а не пойдут пешком, почему-то позабавило шотландца, но лишь когда они оказались на крутом подъеме, Джеймс понял почему. Дорога в замок Маккрей была почти такой же непроходимой, как и ухабистая колея, которая вела к домику Эммы. Им то и дело приходилось выходить, поскольку лошади Мерфи были не в состоянии тащить дроги с пассажирами вверх по скользкому от непросохшей грязи склону. Когда это происходило, Мак-Юэн с проворством горного козла шагал рядом с катафалком, вполне довольный жизнью, а Джеймс с камердинером, непривычные к подобным восхождениям, тащились позади.

Наконец, порядком утомленные, они добрались до монументального, хотя и сильно обветшавшего портала. Замок Маккрей был самой настоящей крепостью, с зубчатым парапетом, башенками и бойницами. Воздвигнутый одним из предков нынешнего барона, он производил гнетущее впечатление, и Джеймс предположил, что его обитателям не слишком-то уютно в этих каменных стенах. Неудивительно, что барон так жаждал жениться на Эмме: должно быть, ему не терпелось потратить ее деньги на реставрацию фамильного гнезда.

Остановив лошадей в густой тени каменных башен, Мерфи откинул дверцу в крыше экипажа и посмотрел вниз, на Джеймса.

— Надо бы, — сказал он, — чтобы кто-то вышел и постучал.

— Я пойду, милорд, — вызвался Робертс, поднимаясь с места. Но из-за длинных конечностей Мак-Юэна, преграждавших выход с его стороны, это оказалось проще сказать, чем сделать.

— Ладно, сиди. — Джеймс шумно выдохнут — Я сам это сделаю.

Он выбрался из катафалка и подошел к массивной, потемневшей от времени двери с металлическими заклепками. Не обнаружив ничего похожего на молоток, Джеймс поднял затянутый в перчатку кулак и приготовился стукнуть, когда дверь неожиданно распахнулась, как будто по его велению.

— Лорд Денем? — спросил высокий, явно женский голос.

Джеймс прищурился. После яркого солнца его глаза не сразу приспособились к сумраку, царившему внутри здания Он видел только коридор, абсолютно темный, не считая пламени одинокой свечи. Затем он различил женщину, державшую свечу, но не мог бы сказать, как она выглядит: старая или молодая, толстая или тонкая, служанка или дама. Для таких подробностей было слишком темно.

— Не хотите ли войти? — поинтересовался голос с кокетливым смешком, подсказавшим Джеймсу, который неплохо разбирался в таких вещах, что его собеседница не только молода, но и привлекательна и привыкла к восхищению поклонников. — Мы вас ждем.

Джеймс откашлялся. Это было совсем не то, чего ожидал он.

— Видите ли, — сказал он. — Я не один…

— Вот как? — Голос определенно стал менее медоточивым. — Вы что же, привезли с собой миссис Честертон?

Джеймс несколько растерялся.

— Нет-нет, — поспешил он заверить женщину. — Это Робертс, мой камердинер, у него есть некоторый хирургический опыт, и мой секундант Клетус Мак-Юэн. Робертс! Мистер Мак-Юэн! — позвал он, и мужчины послушно выбрались из катафалка, который, освободившись от веса Мак-Юэна, приподнялся на рессорах чуть ли не на целый фут.

Женщина со свечой снова рассмеялась, на этот раз с облегчением.

— О, мистер Мак-Юэн, как чудесно! — воскликнула она таким тоном, словно и в самом деле обрадовалась. — Входите же, входите. И вы тоже, мистер Мерфи. Заходите, выпьете горячего чаю. Мора как раз поставила чайник на огонь.

Изумленный, Джеймс последовал за пляшущим огоньком свечи по переплетению темных коридоров, пока вдруг не оказался в огромном зале, залитом яркими солнечными лучами, струившимися сквозь узкие арочные окна, прорубленные высоко над уровнем пола, под самым сводчатым потолком. С потемневших балок свисали потрепанные знамена, украшенные фамильными гербами Маккрея — золотым козлом на зеленом поле. В зале было немного мебели, да и та казалась случайно подобранной, за исключением длинного стола, накрытого, как заметил Джеймс, для ленча, и придвинутого к гигантскому камину настолько близко, насколько это было возможно без риска воспламениться.

Получив наконец возможность рассмотреть свою спутницу, Джеймс с удовлетворением отметил, что не ошибся, предположив, что она молода и привлекательна. Девушка была скорее рыжей, чем белокурой, и несколько крупнее, чем Эмма. Тем не менее ее статная фигура радовала глаз своими женственными формами, хотя она и была, на взгляд Джеймса, примерно одного возраста с Эммой, не старше восемнадцати — девятнадцати лет.

— Вот так-то лучше, — сказала девушка, задув свечу, и поставила подсвечник на старинный буфет. — Теперь я вас хотя бы вижу. — Ее оценивающий взгляд прошелся по Джеймсу, и он увидел одобрение в ее глазах, голубых, как небо, и блестящих, как копна медно-рыжих волос, свободно лежавших на ее плечах.

— Вы похожи на мистера Честертона, милорд, — заключила девушка. — Но только чуть-чуть. Вы намного крупнее. Крупнее и привлекательнее, должна сказать.

Джеймс, на которого эта откровенная лесть не произвела ни малейшего впечатления, сухо заметил:

— Вы очень любезны. Я весьма признателен за комплимент и теплый прием. Могу спросить, кому я обязан и тем и другим?

Девушка в очаровательном платье из белого муслина, предназначенном, правда, для более юного создания и более теплой погоды, изящно присела.

— Достопочтенная мисс Фиона Бейн, милорд. Я чрезвычайно польщена, что вы соизволили посетить наше уединенное жилище.

Джеймс скрипнул зубами. Проклятие! Сестра Маккрея. Ему следовало догадаться. Это просто никуда не годится — подобное братание с врагом и его семейством. Неужели Маккрей не предупредил сестру, что Джеймс пришел исключительно для того, чтобы отправить ее братца на тот свет? А может, он это сделал, и в этом как раз и кроется тайна ее любезности? Как бы там ни было, но ситуация Джеймсу определенно не нравилась.

Чего нельзя было сказать о его спутниках. Мерфи и Мак-Юэн, ввалившиеся в зал следом, стянув с головы шляпы, с разинутыми ртами глазели по сторонам. Очевидно, что там, где Джеймс видел только следы упадка, им представилось великолепие, не сопоставимое ни с чем, что им приходилось когда-либо видеть.

— Господи! — благоговейно выдохнул Клетус, созерцая потрепанные знамена над головой, трепетавшие от сквозняков, гулявших по насквозь продуваемому залу. — Тут попросторнее, чем даже в церкви.

— Ага, а ведь это просто комната, где они едят, — согласился Мерфи. Оба они стояли, запрокинув головы и разглядывая потолок.