Возле следующего поворота на проходе темнел завал из полуразложившихся крысиных тушек, грязных тряпок, обгорелой фанеры, битых бутылок — все-таки первое впечатление о заброшенности хода оказалось ошибочным: кто-то здесь бывал. Куча гнилья возвышалась на добрый метр, и от нее наверняка сурово смердело. Надеюсь, Ева все-таки надела респиратор.

Подняв с пола ржавый обломок трубы, я брезгливо сдвинул основную массу неаппетитной кучи к стене и прыгнул через остатки на другую сторону. Носок ботинка попал между плитами, и, запнувшись, я стал падать. Боль пронзительно стрельнула между ребер, но берц в последний момент все же удалось выдернуть из щели. Пробежав по инерции несколько шагов, я остановился. Равновесие удалось сохранить.

Ева, потеснив Ваксу, перепрыгнула через отбросы и, встряхивая затухающим фонариком, подошла ко мне. Внимательно оглядела с головы до ног. Провела пальцем по шее, подцепила цепочку и, ловко щелкнув застежкой, сдернула ее.

— Э, ты чего делаешь? — напрягся я.

— Жетон нужно выбросить, — сказала она. Сняла паспортную бляху с тисненым гербом Города и вернула мне цепочку, на которой остался лишь ключ от дома. — Иначе всех на заставе запалишь.

Я мысленно окрестил себя идиотом. Надо же, чуть не лопухнулся, как ребенок. Переговорщик тоже мне нашелся, профессионал. Залез в глубь Безымянки и решил гордо посверкать жетоном перед озверевшими от вторжения дикими. Расстреляли бы на месте как мэрга вонючего или в рабство на Кировскую продали, и прервался бы мой путь, не успев начаться.

Ева хотела было выкинуть жетон в кучу гнили, но мои пальцы машинально перехватили ее запястье.

— Я сам.

Она пожала плечами и отдала мне железяку, много лет служившую пропуском через большинство кордонов, границ и бюрократических преград. Возможно, я был неплохим переговорщиком, но какой теперь от этого прок? Время слов закончилось.

И все же выбрасывать жетон в зловонную кучу не хотелось — даже кусок металла иногда достоин большего. Повертев бляху, я размахнулся и запустил ее за спину Ваксе, подальше в коридор — туда, куда вряд ли вернусь.

Жетон звякнул несколько раз и затих. Быть может, кому-то повезет найти этот осколок дипломатического прошлого. Пусть пользуется, мне не жалко.

Я развернулся и пошел дальше, с удовольствием ощущая в руке тяжесть «Стечкина». Пистолет в тот момент показался мне вполне надежным аргументом для будущих споров: уж всяко свинец будет весомее витиеватых фраз. Захотелось найти кого-нибудь и разрядить в него обойму — и чтобы отдача жестко толкала в ладонь, и чтоб пахло пороховой гарью, и чтоб гильзы весело звенели у ног…

Вот ведь дурь какая в голову лезет, а? Наверное, сказалось напряжение последних часов, которому нужно было дать выход.

Коридор кончился. Я уперся в деревянную дверь, которая не сгнила только потому, что когда-то ее сколотили на совесть: не из полых панелек, а из цельного древесного массива. Прикрыта она была плотно, но не заперта.

— Здесь выходим в туннель, — предупредила Ева. — В сотне метров развилка, там застава. Говорить буду я.

— Не боишься, что предводитель или его шавки добрались сюда раньше и мы угодим в ловушку?

— Пройти на Спортивную можно тремя путями: по основным туннелям через Гагаринскую, выбравшись на поверхность, и так, как прошли мы. Эрипио не любит дневной свет, поэтому по земле не пойдет. А на Гагаринской — сам видел, что творится.

Что ж, логично. Будем надеяться, что сивого мерзавца и впрямь задержат беспорядки. Сейчас главное — оторваться и получить фору. Время работает против нас.

Я погасил налобник, чтобы не палиться, как жук на болоте, и открыл дверь. Эта оказалась не скрипучей — уже хорошо. Высунувшись в туннель, я покрутил головой, вглядываясь во мрак: с одной стороны не видно ни зги, с другой — вдалеке теплится бледная лампочка.

Я указал пальцем в сторону света и посмотрел на Еву. Она кивнула. По очереди мы выбрались из прохода и встали между рельсами. После долгого ползанья по коллектору и купания в сточной яме ощутить под каблуками твердые шпалы было даже приятно.

Дозиметр показывал слегка повышенный фон, но в пределах допустимого. Я оттянул край маски и осторожно вдохнул. Запах креозота есть, но уже не такой убойный, как в логове роля… При мысли о мутанте по загривку вновь сыпанули мурашки. Хорошо еще, что повезло и не застали хозяина дома, а то прием мог получиться не шибко радушным.

Мы сняли респираторы и двинулись к тлеющему желтому пятнышку. До лампочки оставалось метров пятьдесят. Ева пошла первой, Вакса за ней, мне выпало прикрывать тыл.

— Я слыхал пару историй про здоровенных монстров, — подал голос Вакса, — но так и не понял, почему их ролями зовут. Орис, расскажи, а?

— Есть версия, что после катастрофы в подвале драмтеатра укрылась целая труппа, которая выступала в тот момент на сцене, — припоминая легенду, начал я. — Зрители и техперсонал погибли, а актеры успели в «бомбежку» нырнуть. Но там с ними произошло что-то ужасное. Когда пожары утихли, а вода после первой волны немного сошла, люди с Театральной стали разбирать завалы в поисках выживших. Убежище под драматическим привлекло внимание группы волонтеров. Они пробрались через рухнувшие перекрытия, спустились вниз и обнаружили пустой зал с проломленными стенами. И дохлую крысу размером с поросенка.

— Кру-у-уть! — восхищенно протянул Вакса. — А куда ж скоморохи делись?

Говорят, актеры попали в некую флуктуацию, меняющую работу гипофиза и вызывающую гигантизм. Выбрались и разбрелись кто куда. А через несколько лет поползли слухи, будто в дальних районах Города и Безымянки стали встречаться огромные существа со странной склонностью устраивать немые спектакли перед будущими жертвами. Они каждый раз словно отыгрывали какую-то роль, а потом зверски убивали всех зрителей. Вот и повелось звать их ролями.

— Кру-у-уть… — повторил Вакса. — А что такое гипофиг?

— Гипофиз, — поправил я. — Железа такая в мозгу.

— А что…

— Цыц! — одернула пацана Ева. — Кажется, патруль.

Вакса умолк, мы замерли. Впереди действительно мелькнул луч фонаря — мощный, голубоватого оттенка. Метнув по стене длинные тени от кронштейнов и кабелей, луч погас, но почти сразу появился вновь. По туннелю пронеслось эхо чьего-то низкого голоса.

— Спрячь оружие, — сказала Ева, опуская свой «Кугуар» стволом вниз.

Я сунул пистолет в кобуру и тут же почувствовал себя голым. Все-таки на чужой территории без «Стечкина» в лапе — неуютно.

Из-за поворота вышли трое. Крайние держали в руках Дробовики, а тот, что в середине, косо светил большим фонарем в пол — если б он с ходу направил эту дуру прямиком на нас, я бы, наверное, ослеп. Но и отраженный свет был с непривычки довольно ярок — пришлось зажмуриться.

— Стоять! — крикнул один из патрульных, заметив нас. — Кто такие?