18:00. Кириллов и Сюин делают заказ, после чего последняя, прочистив горло, интересуется, можно ли ей спросить кое-что о литературе. Удивленный Кириллов, даже в каком-то смысле захваченный врасплох, взмахивает рукой, что означает: «Конечно! Валяйте! Всегда рад!» Сюин начинает задавать вопросы о романе Агаты Кристи, который она читает. Прочла она немного, и ее интересует, что же будет дальше с некоторыми героями. В частности, она уверена, что в поезде произойдет убийство и что в конце концов преступником окажется некий мистер Рэтчетт, тот самый, что, скрывая свои намерения, пытается выставить себя жертвой преследований. А смешной человек с усами, который все подслушивает и подсматривает, он наверняка шпион; не зря же Геркул едет из Багдада. Сюин вспоминает, что видела фильм, в котором американцы шпионят за международными террористами и продавцами оружия в Багдаде, одного храброго разведчика негодяи схватили и собирались распилить обычной пилой, но напарница по американской разведке, конечно же, китаянка, его спасла, так как знала приемы древних единоборств. В конце концов, они угнали с багдадского вокзала огромный скоростной поезд, на котором и ушли от погони. Наверное, тот фильм поставлен на основе романа, который я читаю, – заключает Сюин. Кириллов возражает в том смысле, что тогда Геркулу нужна подружка, а в романе ее в поезде нет, все молодые красавицы уже как бы «заняты», у них есть пары. Сюин не соглашается, ей кажется, что юная черноволосая красавица с бледной кожей, сопровождающая красавца чуть постарше ее с большими усами, явно иностранца, – она на самом деле соратница Геркула и лишь изображает только что счастливо и по любви вышедшую замуж особу. Кириллов оказывается в затруднительном положении – ведь если открыть глаза Сюин на истинное положение дел в обсуждаемом сочинении, он испортит весь эффект от дальнейшего чтения. Из этого затруднения его выручает Стив, подошедший к их столу, чтобы спросить у Кириллова значение одного русского слова, данного в его книге без перевода. Пока тот разглядывает страницу растрепанного тома, мистер Финкнотл вступает в разговор с Сюин, спросив, что такое интересное они обсуждали, когда он их столь неподобающим образом прервал. Сюин рассказывает о романе, который читает. Мистер Финкнотл восклицает «о!» и предается воспоминаниям о своем университетском профессоре археологии, который дружил с мужем романистки. Эту историю с интересом слушает Кириллов – а Сюин лишь с хорошо подделанным интересом, – после чего он объясняет, что значит русское слово, использованное в толстой книге мистера Финкнотла. Тот благодарит и возвращается за свой стол. В это же время в вагон-ресторан входят Донгмей и Улоф. На этот раз швед идет первым и не без торжества посматривает на попутчиков. Он даже не здоровается, а просто садится на свое место. Донгмей, напротив, приветствует всех на английском, улыбается и приветливо кивает официанту, что спешит к ним с двумя книжечками меню. Последним в вагон-ресторан входит Чен. Он выглядит так, будто проснулся несколько минут назад, его пухлое лицо слегка помято, на щеке – след подушки, с которой он почти только что поднял голову, даже его розовая рубашка выглядит не очень свежей, и это заставляет предположить, что Чен спал, по местному обычаю, не раздеваясь. Чен несколько растерянно говорит «hi!», его несколько смущает присутствие Володи, который впервые за эти полтора дня сел за стол раньше его. Пользуясь этим, Володя решает извлечь выгоду из странного состояния своего соседа по столу; он водит пальцем по меню, потом набирает что-то в телефоне, поворачивает меню к Чену, указывает пальцем на название какого-то блюда и громко говорит, справившись опять со светящимся экраном: «Гут?» Чен вглядывается в страницу и потом серьезно и даже как-то немного официально отвечает: «Кут-кут!», дублируя слова демонстрацией большого пальца. Володя опять что-то набирает в телефоне и медленно произносит: «Сенкю». Оба собеседника выглядят весьма довольными.

18:20. Внимание пассажиров почти целиком приковано к еде. Для некоторых из ужинающих содержимое их тарелок в этот раз не очень обычное. Володя явно уже сожалеет, что поддался порыву и заказал китайскую версию ужина. Он ковыряет палочками круглые куски вареного желтого текста с сердцевиной, заполненной смесью тушеных овощей и мяса, не совсем понимая, каким образом их прихватывать и подносить ко рту. Тарелочка с выдержанными в кипятке зелеными листьями, среднее между салатом и капустой, а также миска нарезанных ломтями дырчатых корней лотоса, обжаренных в растопленном кипящем сале, стоят нетронутые. От огорчения Володя прихлебывает пиво чаще обычного; он попросил принести уже второй бокал. Сидящий напротив него Чен заказал то же самое, но он ловко обходится с палочками, то используя их как рычаг, чтобы приподнять фаршированное тесто и, поднеся лицо к краю тарелки, откусить изрядный кусочек, то, будто большим пинцетом, прихватывает вымокший зеленый лист, возит им в маленьком блюдце с острым соусом, отправляет в рот, чтобы тут же положить туда же лотосный ломтик. После чего он делает маленький глоточек из чашечки, придерживая крышку так, чтобы отсеять чаинки, поднимает голову и победоносно смотрит вокруг, улыбаясь. Он удивлен. Кроме него и его соседа, этим вечером никто не заказал китайскую еду. Действительно, остальные соблазнились странным предложением поездного повара – перед Кирилловым, Сюин, Даразом, Донгмей, Улофом и Стивом стоят большие плоские тарелки, на которых мощно возвышаются монументальные бургеры, обложенные листьями салата. Рядом – миска с жареной картошкой и небольшая тарелочка с салатом из редиски с майонезом и пара маринованных пеперончино. Если Володя с трудом управляется палочками с вареным тестом с начинкой, то многие из остальных пассажиров испытывают легкий конфуз с тем, как совладать ножом и вилкой с проложенной всякой всячиной булкой. Не конфузятся только Дараз и Стив, они держат бургеры двумя руками и яростно вгрызаются в них, после чего откладывают руину на тарелку, вытирают руки салфетками – уже пришлось попросить официантов пополнить их запас, – накалывают на вилку кусочек-другой картошки, вымазывают в кетчупе, за этим следует листик свежего салата, цвет которого так и хочется назвать «салатовым», чуть-чуть майонезной смеси и, наконец, в довершение ко всему микроскопический кусочек перца, огненного и едко-кислого. Разница только в выборе напитка – у Дараза пиво, третье за вечер, у Стива – красное вино. Остальные решили выказать себя более утонченными и потрошат бургер ножом и вилкой, что получается плохо, но у всех по-разному плохо. Кириллов усеял скатерть крошками, его пуловер испачкан кетчупом, он явно злится, так что в конце концов решает последовать примеру Стива и Дараза. Только он держит остатки бургера одной рукой, другую же старается не пачкать, чтобы без помех прихлебывать из бокала красное вино. Сюин поступает рациональнее и даже, можно сказать, мудрее. Она методично разрезала башню из теста, мяса, сыра, маринованного огурца и красного лука, склеенную чили-соусом, на относительно равные кусочки, соорудив в середине тарелки гору вместо башни, и теперь берет по одному, добавляя сверху на спинку вилки дольку картошки, капает на все это каплю кетчупа и быстро съедает. До салатов – как свежего, так и плавающего в заправке – она не дотронулась, зато в самом начале, не моргнув глазом, съела оба маринованных чили. Кириллов отмечает этот факт с особым удовольствием. Запивает еду Сюин кока-колой. Донгмей разделяет бургер на булку и начинку. Первое она отодвигает на край тарелки, второе раздавливает тыльной стороной вилки и перемешивает с картошкой. Сбоку она добавляет салат из редьки. Закончив эти приготовления, она принимается как ни в чем не бывало поглощать трансформированное блюдо, будто это рагу или жаркое. Улофу приходится хуже всего. Бургер распался у него в руках, кусок булки упал под стол, белая рубашка безнадежно заляпана, Улоф извиняется и говорит, что ему нужно срочно помыть руки, чтобы вернуться к цивилизованным ножу и вилке, он вскакивает и убегает в туалет, после чего возвращается, ему как будто стыдно, лицо его стало багровым, его немного пошатывает, но Донгмей этого не видит, она занята безразличным поглощением еды, Володя смотрит на шведа понимающе, Сюин – с жалостью, остальные сидят к нему спиной. Улоф немного дрожащей рукой отставляет стул, садится, придвигается к столу, берет прямо рукой пеперончино и сжевывает его целиком, глаза его наливаются красным под цвет лица, под цвет кетчупа, под цвет черри-колы, которую ему, согласно утвердительному кивку Донгмей, налил официант, текут слезы, Улоф пытается улыбнуться и что-то сказать невесте, но раздается только хрип. Всего этого не видит никто, кроме Донгмей и Чена, впрочем, Чен не видит, так как пытается все-таки показать Володе, как справляться с его блюдом в конце концов он подзывает официанта и просит принести его соседу нож, вилку, ложку, Володя бормочет «сенкю». Меж тем Донгмей не доносит очередной порции еды до рта, вилка ее замирает на полпути, Донгмей смотрит на Улофа, с которым все-таки что-то неладно, по лицу его пробегает странная дрожь, он по-прежнему не может вымолвить ни слова, смущенная извиняющаяся полуулыбка сменилась оскалом, из уголка рта потекла слюна, Улофа трясет, он пытается встать, но руки его подгибаются в локтях, и он рушится на пол, ударившись в падении лицом о край стола. Все оборачиваются на этот грохот, и устанавливается мертвая тишина.