Их разговор прервал отец Серафим, вышедший из ризницы с кожаной сумкой в руках.

— Передайте, пожалуйста, мою благодарность ее сиятельству, я пересчитал: все деньги на месте, вы можете не беспокоиться.

— Я очень рада, и обязательно все передам тете, — пообещала княжна, попрощалась со священником и направилась к двери. За спиной она услышала, как ее новый знакомый простился с отцом Серафимом и быстро пошел вслед за ней. Он обогнал девушку и здоровой рукой открыл перед ней тяжелую дверь.

— Позвольте мне хотя бы проводить вас, — робкий голос молодого человека звучал совсем потерянно.

Долли подняла на него глаза, увидела его совершенно растерянное лицо и, не выдержав, расхохоталась.

— Да бог с вами, хотите провожать, так идите, я живу рядом, — сквозь смех проговорила она, — только, чур, ничего у меня не выспрашивать, можете говорить только о себе.

Она легко сбежала по крутой лестнице, ведущей с холма на дорогу, и направилась в сторону своего переулка. Нежданный провожатый легко догнал ее и зашагал рядом.

— Хорошо, раз вы разрешили, я буду рассказывать о себе. Я, как все в армии, прошел в этой войне от Ковно до Москвы, а потом обратно к границе и дальше по Европе. Под Лейпцигом был ранен, и теперь нахожусь на лечении в подмосковном имении моей семьи. Здесь я выполняю поручение дяди, он — большой чин в министерстве иностранных дел, и сейчас уехал вместе со своим министром в Париж — подписывать капитуляцию французов, попросив меня присматривать за восстановлением этого храма. Его мать, а моя бабка, была урожденная Лопухина, и эта церковь, примыкавшая к их владениям, всегда была семейной.

Они свернули в Колпачный переулок и начали подниматься в гору, вдоль беленой стены старинных палат.

— Вот этот дом тоже был построен моими предками, а теперь принадлежит моей дальней родне, — касаясь ладонью нагретых солнцем кирпичей, рассказывал молодой человек, стараясь заинтересовать свою молчаливую спутницу. — Мама мне говорила, что Лопухины по велению Петра Великого предоставили этот дом гетману Мазепе, когда тот жил в Москве, а после его измены им это припомнили.

Он с надеждой посмотрел в серьезное лицо девушки, старательно опускавшей глаза, чтобы не рассмеяться, но, не поняв ее настроения, снова начал рассказывать:

— Мы с вами сейчас идем по берегу речки. Еще пятьдесят лет назад здесь текла быстрая Рачка, в конце этого переулка и сейчас виден ее высокий берег, а потом речку забрали в трубу. Мой дядя рассказывал, что раньше во всех окрестных дворах были пруды, воду в которые отводили из Рачки.

Молодой человек замолчал и остановился, глядя на свою спутницу, ловко поворачивающую ключ в большом замке на кованых воротах.

— Спасибо, что проводили, — весело сказала Долли, — кстати, у нас во дворе до сих пор есть пруд, благодаря ему, дом уцелел при пожаре.

Она помахала ладошкой своему спутнику, закрыла ворота и быстро пошла по дорожке к дому. Она тот час же выбросила свое приключение из головы, а граф Михаил Печерский смотрел вслед тонкой фигурке в голубом сарафане и синем платке, пока она не скрылась за углом флигеля.

— Племянница графини Апраксиной, — задумчиво произнес он, — жаль, что я завтра уезжаю, уж больно интересная барышня…

В конце мая от брата, наконец, пришло первое письмо. Алексей писал, что он сейчас находится в завоеванном Париже, и прикладывает все силы, чтобы найти Елену. Он поздравлял Долли с прошедшим днем рождения и сообщал, что его подарком будет изумрудный гарнитур, принадлежавший раньше Анастасии Илларионовне. В конце письма князь разрешал сестрам потратить на восстановление храмов по пять тысяч рублей, которые им должен был выдать его московский управляющий Никифоров.

— Ну, видишь, дорогая, брат не забыл о твоем восемнадцатилетии, — обрадовалась графиня, — и как он угадал, что тебе больше всего пойдут изумруды? Сейчас я принесу гарнитур, и ты все наденешь.

Долли про себя усмехнулась. Еще бы Алекс не догадался. Ее считали маленькой, и никогда при ней не говорили об отношениях Алекса с женщинами, но ведь сколько раз тетушка жаловалась Марфе, что брат содержит сразу нескольких любовниц. Так что он должен лучше всех понимать, что кому из женщин идет.

Старая графиня вернулась в гостиную, где сидели девушки, держа в руках бархатный мешочек.

— Как жаль, что пришлось все драгоценности выложить в дорожные шкатулки — хотелось бы подарить тебе гарнитур в сафьяновом футляре, — вздохнула она, — померяй, я хочу посмотреть на тебя.

Долли бережно взяла мешочек и разложила на столе серьги, которые однажды уже надевала на праздник у крестного, колье из семи квадратных изумрудов, окруженных бриллиантами, широкий браслет и кольцо.

— Долли, как красиво! — воскликнула Даша Морозова, — пожалуйста, надень.

Княжна взяла кольцо с огромным изумрудом и надела на безымянный палец, оно было велико, но на средний подошло идеально. Девушки подбежали к Долли, и Лиза вдела сестре в уши серьги, а Даша помогла застегнуть на шее колье.

— Боже мой, дорогая, если бы мама и бабушка могли видеть, какая ты красавица, — растроганно заметила графиня, и на ее глаза навернулись слезы.

Роскошные камни играли всеми оттенками зеленого, подчеркивая яркие глаза девушки и ее темные волосы цвета красного дерева.

— Они видят, — сказала на ухо сестре Лиза, — и радуются за тебя.

Долли кивнула и подошла к зеркалу, висевшему в простенке между колоннами. Она взглянула на свое отражение и замерла. Эта гордая красавица с лебединой шеей, белоснежными точеными плечами и нежным овальным лицом с высокими дугами темных бровей над яркими, одного цвета с изумрудами, глазами — была ей даже незнакомой.

— Что со мной? — прошептала княжна, — когда я последний раз смотрелась в зеркало?

Она подумала, что все последние месяцы ходила в мужской или крестьянской одежде и почти не смотрела на свое отражение. Когда же она успела измениться? Девушка не могла понять, как пропустила такое удивительное превращение.

Старая графиня, поймав удивленное выражение лица княжны, догадалась о ее чувствах. Она подошла к племяннице, обняла ее и поцеловала в щеку.

— Просто пришел твой черед, и ты расцвела, — нежно сказала Евдокия Михайловна, — ты теперь — потрясающая красавица.

— Странно как, тетушка, почему я ничего не заметила? — Долли изучала свое отражение, и ей казалось, что даже форма рта у нее изменилась, губы как будто немного припухли и стали ярче.

— Просто у тебя было слишком много забот, — заметила Апраксина, — ты спасала себя, друзей и семью, но судьба послала тебе напоминание, что ты — красивая девушка, и твое предназначение — выйти замуж и создать счастливую семью.

— А вот это — не для меня, — горько сказала Долли. Ей вспомнился весь кошмар, связанный с несостоявшимся женихом, и ее передернуло, — не будем спорить, дорогая тетушка, устраивайте браки сестер, а меня оставьте свободной.