Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Третьего июня, – начал один из прибывших с генералом незнакомцев, – в Киеве при невыясненных обстоятельствах был смертельно ранен и впоследствии скончался в больнице только что назначенный чрезвычайный и полномочный посол США на Украине Дэвид Гастингс. В убийстве обвиняют нас…
Киев – изначально делился на двенадцать районов, разделенных по берегам Днепра, из них большая часть находилась на правом берегу. Изначально правый берег считался более престижным, там располагались практически все властные структуры республики и шла вся культурная жизнь. Левый берег считался «спальным» – все три района были типовой застройки разных лет. Но до того, как все полетело в тартарары, на левом берегу велась интенсивная застройка. Так что теперь – левый берег считался не менее престижным для жилья, чем правый, особенно если учесть, что на левом берегу совсем не было натовских инструкторов и разного «стремного» люда, который терся на правом, пытаясь всем доказать свою «свидомость» и получить какое-то теплое место.
Явка находилась в экспериментальном «комсомольском» районе, который ранее носил имя генерала Жмаченко, а теперь назывался улица Подраста, в честь молодежной организации «УНА-УНСО», в которой молодых парубков учили «вбивати москалив та жидив». Так – это был район с высоченной, типовой восемнадцатиэтажной застройкой годов этак восьмидесятых, уже приходящий в упадок. Раньше он был зеленым, но теперь большую часть зелени Киева вырубили на дрова. Газ, в общем-то, был, но не всегда и не всем он был по карману. Печка-буржуйка и какой-то запас дров стали суровой необходимостью, как в годы войны.
Они добрались до этого района только чудом – у них был знакомый перевозчик, он перевез их через Днепр, мосты уже были перекрыты по плану чрезвычайного положения. Рядом был парк Победы, в котором разрушили все, что хоть немного напоминало о той, истинной победе, которой можно было гордиться, а не стыдиться и ради которой был заложен этот парк, а совсем неподалеку – была Русановская протока, которая выходила на Днепр.
Район этот был мутный, шебутной. У входа во двор была свалка, в свалке деловито копошились крысы. Одна из них, жирный и злобный пацюк, важно прошествовала в метре от их ног, ничего не боясь.
Такое время сейчас настало. Крысье время.
Дуст придержал рукой Хвылю:
– Погодь…
Засаду чаще всего чувствуешь, чем видишь, хотя чувства – это всего лишь реакция на те события, которым мы по каким-то причинам не придали значения. Те самые мелкие признаки беды. Классические признаки засады – машина с лишними антеннами, микроавтобус с большим кузовом и тоже с антеннами, какие-то левые мужики, тусующиеся рядом с нужным тебе местом, машина с включенным двигателем, в которой сидит более чем один человек или у которой наглухо тонированы стекла. Если повезет – можно увидеть снайпера на крыше, поэтому, подходя к месту, надо присматриваться по крышам, если повезет – увидишь. Но это – самые явные признаки засады, обычно работают тоньше, тем более если работают профи. В этом случае признаки опасности – необычно пустой двор или улица, не ходящий общественный транспорт, зашторенные окна с небольшим прогалом – может быть, место для наблюдения. Следует также наблюдать за поведением животных – избегающие гаражей коты и собаки, чувствующие, что там кто-то есть, кружащие над каким-то местом вороны. Увидеть засаду обычно бывает невозможно, но вот понять – иногда понимаешь.
Хвыля присмотрелся… вроде ничего.
– Чисто вроде…
Дуст тоже смотрел… похоже, чисто. Вон кот… как только жив остался… и жирный какой, на крысах, видимо, отъелся. Спокойно идет к гаражам…
Хвыля достал сотовый, вставил новую симку, набрал номер:
– Але?
– Ну чо, готов?
– Ага. Бухло купили?
– Два пузыря.
– Поднимайся…
Содержатель явки подтвердил, что все чисто. Можно идти. И все-таки – что-то грызло.
Еще раз. Крыши – чисто. Окна – ничего. Во дворе – обычное копошение, и не заметно, что ряженые, – ряженые ведут себя немного по-другому. Они не знают, что где есть и как тут все должно быть. Поэтому играют несколько неуверенно.
– Пошли.
Явка была на последнем этаже восемнадцатиэтажки. Они не поехали на лифте, а поднялись по лестнице, дважды останавливаясь и смотря в окно. Если бы въехала во двор машина – любая – они бы насторожились. Но никакая машина не въехала.
Позвонили в дверь. Дверь была солидная, сваренная на совесть в бывшем Институте Патона. Такие раньше были не редкостью в точках, где торговали наркотиками, чтобы спецназ не сразу выломал дверь и можно было спустить в туалет порошок.
– Кто?
– Дед Пихто и две бутылки.
Лязгнул засов, потом еще один. Дверь открылась.
– Быстрее.
Содержателя конспиративной хаты звали Крыс. Он был не из активных, его единственным достоинством было то, что он родился в Ровно и числился «свидомым». С подпольем он работал за деньги и за жилье. Еще и приторговывал дурью.
– Заходите.
Снова лязгнули засовы. В руке у Дуста уже был «ТТ».
– Кто у тебя?
– Ваш. Только пришел…
Дуст прошел в комнату, увидел Волю. Тот сидел на диване, рядом с ним был большой пузырь слабоалкоголки, наполовину выжранной. Эта дрянь в последнее время распространилась очень сильно, гнали ее в Польше из спирта, красителей, подсластителей и какой-то дряни. Поскольку реальными «господарями» Украины были поляки – слабоалкоголка эта ввозилась и продавалась по всей «нэзалэжной».
– Ты чо тут делаешь?
– Не видишь, что ли? – огрызнулся Воля.
– Ты нас ждать должен был!
– А ху-ху не хо-хо? Там такая пальба началась.
– Краса где?
– Нет ее.
– Чо…
– Через плечо!
– Ах, ты…
– Стоп, стоп…
Прошедший в комнату Хвыля разнял их.
– Ты… с…
– Отвали, сказал!
С пришедшим на помощь Крысом они оттащили Дуста. Крыс отобрал «ТТ».
– Чо ты быкуешь?! Мы все знали – так оно и будет!
– Что будет? Ты просто сканил, бросил нас! Весь план полетел к чертям!
– Он и так полетел к чертям! Надо когти рвать! По всему городу шукают.
– Так, Дуст, остынь. Иди на балкон, секи. – Хвыля, как всегда и бывало в критической ситуации, взял все в свои руки.
– С…а! – Дуст пнул открытую бутылку, стоящую у дивана, и вышел. Слащавая дрянь полилась по полу…
– Так, Воля, – сказал Хвыля, – ты вообще чего мызнул-то? Во дворе не стреляли.